Тогда же начались конфликты в пределах доменов Генриха, — Людовик VII, который не умел хорошо сражаться, был мастером по части организации смут во вражеском лагере. Так, в 1164–1170 годах, во время бурной борьбы между Генрихом и Томасом Бекетом, архиепископом Кентерберийским, Людовик VII последовательно поддерживал строптивого прелата. Чем дольше длилась ссора и чем больше политические проблемы отвлекали Генриха от внешней политики, тем лучше было для Франции.
После того как Бекет в 1170 году был убит, сыновья Генриха (слишком многочисленные для блага Анжуйского государства) оказались достаточно взрослыми, чтобы ссориться между собой и с отцом. Людовик VII каждый раз делал все, что мог, чтобы поощрить такие ссоры, и делал это с большим талантом.
Таким образом, хотя Генрих II, казалось, и имел все карты на руках, он ничего не мог поделать со своим проницательным и терпеливым противником, который казался слишком слабым на поле боя и оказался слишком сильным в политической борьбе.
Прогресс и Париж
Пока бушевали бесконечные династические ссоры, Франция по обе стороны границы в землях, подвластных и Людовику и Генриху, устойчиво развивалась, богатела и процветала.
Например, во Франции при правлении Людовика VII стали строить ветряные мельницы — идея, пришедшая в Европу из арабского мира, который был более развит в области технологий, вместе с возвращающимися домой крестоносцами и пилигримами. Интеллектуальный прорыв, вызванный Крестовыми походами, оказался в конечном счете намного важнее, чем сражения, проигранные или выигранные.
Ветряная мельница делает работу водяной, но более беспорядочно, так как ветер не столь постоянен по сравнению с водными потоками, и при этом ветер не всегда дует в одном направлении. Поэтому ветряная мельница требовала более серьезной разработки, чем водяная. Однако ветер дует всюду, и ветряные мельницы позволяли молоть зерно и в областях, удаленных от водных потоков.
Благодаря росту числа людей, разбирающихся в механике, и их работе над ветряными мельницами уже в XII столетии были изобретены механические часы.
Раньше время определяли по сигналам колокола, в который звонил звонарь, постоянно следивший за песочными часами. Теперь существовали механические часы, приводимые в движение подвижным подвешенным грузом.
По современным стандартам эти часы были примитивным устройством, которое показывало время с точностью до часа, но это был большой прогресс. Люди гораздо лучше ощущали время, поскольку они постоянно видели часы под церковным шпилем или на городском доме. Знание о постоянстве времени легло в основание дальнейшего развития экспериментальной науки.
Другие достижения, полученные с Востока, улучшили условия мореплавания. Все больше применяется треугольный («латинский») парус, позволяющий использовать легкие ветры, румпель облегчил маневрирование. Появление магнитного компаса облегчило мореплавание вне видимости земли. А значит, открывался путь в открытое море, что в конечном счете позволило европейским морякам овладеть морскими путями по всему миру.
Прорыв в мореплавании означал расширение торговли и экономический толчок. В результате двух столетий правления Капетингов (плюс эффективное норманнское правление в их части Франции) страна, которая была почти полностью аграрной примерно до 1150 года, стала развивать промышленность и торговлю.
Это повлекло за собой активный рост городов, которые были центрами производства и торговли и выходили за рамки феодальной системы, полностью базировавшейся на землевладении и сельском хозяйстве.
Горожане объединялись, чтобы защитить себя от военного и экономического давления. Их союзы назывались «гильдиями» (от слова, означающего «золото» — обязательный при вступлении взнос).
Гильдии постепенно разделились по профессиональному признаку, каждая профессия создавала свой собственный «цех». Гильдия регулировала стандарты и правила работы, защищая своих членов от жесткой конкуренции, безработицы и тому подобного.
Более богатые горожане — «буржуа» или «бюргеры» (от слова «замок», центральная цитадель города) — заняли более высокое социальное положение, чем крестьянство и низший слой землевладельческой аристократии. Они были «средним классом». Военное лидерство сохранилось за аристократией, а средний класс, опираясь на образование (столь необходимое для предпринимательства и торговли), стал понемногу заменять духовенство на службе государству в качестве адвокатов и чиновников.
Париж занимал особое место. Как дом короля и двора, он обладал почетным положением, которое не зависело от торговли или промышленности, хотя и они были здесь на очень высоком уровне. Это был центр для аристократии и духовенства. В XII столетии город стал и центром образования.
Преподаватели и студенты стекались в Париж. В основном в университете изучались теология и философия. Так как книги были немногочисленными и дорогими, процесс обучения основывался на чтении профессорами книг в студенческой аудитории, а затем комментировании прочитанного. Иногда два профессора участвовали в «диспуте», в котором каждый выдвигал свои теории перед восхищенными студентами (своего рода интеллектуальный теннисный матч).
Самыми известными из ранних преподавателей был Пьер Абеляр, который родился в 1079 году в незнатной дворянской семье. При правлении Людовика VI Абеляр был чрезвычайно популярным лектором. Студенты стекались на его лекции, поскольку он был не только эффектным оратором, но спорил, используя доводы разума, а не цитируя авторитетных авторов.
Так, в своей книге «Да и нет» он поднял 158 теологических вопросов, относительно которых цитировал различные источники. В каждом случае он цитировал древние религиозные тексты, абсолютно поддерживавшие как позитивную, так и негативную точку зрения по каждому спорному вопросу, и оставил вопросы без решения и обсуждения. Таким образом он показал, что в одном и том же авторитетном источнике можно найти цитаты, отвечающие и «да» и «нет» на один и тот же вопрос, тем самым доказав абсолютную бессмысленность ссылок на первоисточники. Не приводя своих доводов, он продемонстрировал абсолютное интеллектуальное банкротство практики использования цитат в качестве основных аргументов в спорных вопросах.
При своем блестящем уме он был неприятным человеком, интеллектуально высокомерным, безразличным к чувствам других. В спорах Абеляр мог восхищаться поражением оппонентов, в том числе и своих собственных преподавателей. Его прозвали Упрямый Носорог, и это показывает тот эффект, который он производил на своих противников.
Естественно, он создал себе много врагов среди тех, кого он дразнил, среди тех, кто был менее популярен, и среди тех, чьи убеждения он разрушил. К тому же Абеляр дал врагам шанс, которого они так ждали, когда в возрасте сорока лет влюбился в Элоизу, девушку вдвое его моложе, в свою ученицу. Она была красивой и блестяще образованной, их отношения были наивно романтичными, в соответствии с правилами трубадурской этики. Принято считать, что Пьер совратил Элоизу. Но как это может быть, если девушка желала быть любимой, а читая их переписку, можно сделать вывод, что именно она совратила его?
В любом случае дядя Элоизы, разъяренный этой любовной интригой (которая в конечном счете привела к рождению ребенка), отомстил обидчику, наняв бандитов, чтобы они схватили Абеляра и кастрировали его. Сломленный Абеляр скитался от монастыря к монастырю, преследуемый врагами, которых возглавлял Бернар Клервоский[22].
Мистические взгляды Бернара были диаметрально противоположны убеждениям Абеляра. Бернар был столь же несговорчив и столь же высокомерен, как Абеляр, но намного сильней и опасней. В итоге Бернар добился успеха, и работы Абеляра были объявлены еретическими. Он продолжал преследовать Абеляра, добиваясь признания его еретиком, и, возможно, добился бы своего, но Абеляр умер в 1142 году, прежде чем состоялся суд. Перед смертью Абеляр написал автобиографию «История моих бедствий», первый серьезный труд такого рода со времен автобиографии святого Августина, созданный за семь столетий до этого. Элоиза, которая никогда не прекращала любить его, после смерти в 1164 году была похоронена возле него. Взгляды Абеляра продолжали влиять на общество, и его учение утвердилось, несмотря на противодействие Бернара Клервоского. С тех пор рационализм правил в западной интеллектуальной жизни, хотя не без оппозиции мистиков.
22