В Париже и во многих других городах в разное время возникли многочисленные народные общества. Их деятельность также еще полностью не изучена, но из того, что известно, видно, что они оказывали влияние на развитие политической активности народных низов.
Демократическое движение, питаемое неудовлетворенностью народных масс практическими результатами революции, росло, ширилось, становясь важной движущей силой революционного процесса. Его рост ускорял и политическое размежевание внутри бывшего третьего сословия: чем сильнее становилось демократическое движение, тем определеннее и резче поворачивали вправо крупная буржуазия и ее политические руководители.
Первый же острый политический кризис должен был раскрыть всю глубину этих процессов. Он наступил летом 1791 г., когда парижане однажды — 21 июня, — проснувшись от пушечных выстрелов и звона набата, узнали поразившую всех весть: король и королева тайно бежали из своего дворца.
Подозреваемая измена короля была вскоре же подтверждена и доказана. Недалеко от границы, в местечке Варенн, беглецы были задержаны. Король и королева Франции были узнаны в слугах, сопровождавших мчавшуюся на восток карету русской баронессы Корф. Их опознал сын почтмейстера в Сен-Менегу Друэ. Когда Учредительное собрание постановило выдать Друэ 30 тыс. ливров в знак благодарности, Друэ отказался от них с негодованием; он выполнял лишь долг французского гражданина, сказал он.
За два года, прошедшие с начала революции, французский народ стал иным. Это доказывал не только частный случай Друэ; это показало все поведение народа в дни Вареннского кризиса[26].
Бегство, а затем пленение народом королевской четы глубоко потрясло Францию. Позднее было документально доказано, что бегство Людовика XVI и Марии-Антуанетты было частью тщательно подготовленного плана контрреволюционного переворота. Беглецы должны были достичь пограничной крепости Монмеди, где стояли верные войска под командованием маркиза де Буйе. В планы королевской четы входили также расчеты на ускорение интервенции иностранных держав. Не случайно к организации бегства был косвенно причастен и русский посол во Франции И. М. Симолин[27].
Простые люди во Франции в июне 1791 г. не могли знать того, что позже стало известно из документов. Но политическая зрелость народа так возросла, что в главном он правильно понял и оценил происшедшее. В Париже и в провинциальных городах разбивали бюсты короля, рвали его изображение. Крестьяне в пограничных департаментах стали создавать добровольческие батальоны. Недавно еще безгранично веривший «королю-отцу» народ понял, что король совершил акт измены, предал интересы нации и Франции. Идее монархизма, недавно еще владевшей умами миллионов французов, в дни Вареннского кризиса был нанесен непоправимый удар. Требование республики, с которым выступали Клуб кордельеров. «Социальный кружок», многие демократы[28], за. несколько дней обрело великое множество сторонников.
Конституционалисты — партия господствующей крупной буржуазии, страшившейся углубления революции, — заняли позицию защиты короля. Смысл этой позиции был ясно раскрыт в речи Антуана Барнава, одного из самых умных руководителей этой партии, 15 июля 1791 г. в Учредительном собрании: «Нам причиняют огромное зло, когда продолжают до бесконечности революционное движение. В настоящий момент, господа, все должны чувствовать, что общий интерес заключается в том, чтобы революция остановилась»[29].
Конечно, это был не «общий интерес», а интерес господствующей «буржуазной аристократии». Барнав лишь повторял Мирабо. И, чтобы «революция остановилась», надо было прежде всего спасти короля и укрепить монархию. В этих целях Учредительное собрание выдвинуло насквозь лживую версию о «похищении короля» и, опираясь на нее, приняло постановление, реабилитирующее короля-изменника.
26
О Вареннском кризисе см.: A. Mathicz. Le club des Cordeliers pendant la crise de Varenne et le massacre du Champ-de-Mars. Paris, 1910; см. также прессу тех дней.
27
Архив внешней политики России (АВПР), ф. Сношения России с Францией. Опись 95/6. Донесения 1791 г.
28
Из их числа должны быть исключены крупнейшие революционные вожди Робеспьер и Марат, занимавшие — каждый по-своему в этом вопросе ошибочную позицию. Даже в мае 1792 г. Робеспьер продолжал еще утверждать, что вопрос о монархии или республике не имеет существенного значения, и в конечном счете высказывался против республики (см.
29