Биржевики пользовались тогда громадным влиянием на прессу, какого ранее не бывало. Период Июльской монархии характеризуется невиданным ростом периодики — выходило более 700 названий газет и журналов[351]. Но крупная буржуазная пресса была в значительной части — подкупна. Торговля журнальной совестью была так обычна в Париже, что и не считалась за стыд и преступление. Это и было дорого для правительства финансовой аристократии, для биржевиков. Доверчивый француз, множество раз обманутый, почти разоренный, снова хватался за всякую газетную новинку, снова верил известиям, выдуманным лишь «для возбуждения ужаса на бирже».
Орлеанистская пресса, например «Журналь де Деба» и «Ля Пресс», постоянно получала правительственные субсидии из средств, предназначенных на тайные расходы. Учредитель и редактор «Ля Пресс» Эмиль де Жирарден был бессовестным авантюристом, организатором дутых акционерных обществ.
К числу периодических органов, еще сохранивших некоторую независимость, относили газету «Сиекль» — орган так называемой династической оппозиции, возглавлявшейся Одилоном Барро. Тоже независимым, но более левым был «Французский курьер», критиковавший правительство Луи-Филиппа. Против Орлеанов выступали и крупные легитимистские газеты «Ля Котидьен» и «Газетт де Франс».
Наряду с биржевиками опорой орлеанистской монархии была многолюдная и пестрая прослойка рантье, т. е. лиц, живших доходами со своих капиталов. Особенно много было рантье в Париже. Как писал Бальзак, тогдашний Париж потерял бы свои характерные особенности, если бы из него удалили рантье[352]. Разновидностей рантье было много; к ним причислял Бальзак людей военных и штатских, постоянно проживавших в Париже и жителей окрестностей столицы. Среди этих существ человекообразных, с глазами, тусклыми, «как у рыбы, которая уже не плавает, а лежит среди зелени петрушки»[353], наиболее отвратительной разновидностью был ростовщик, безнаказанно взимавший с должников — даже при краткосрочных ссудах — по 50 %. Этим выродкам и носить бы полосатую рубаху каторжника! Но, по свидетельству Бальзака, ростовщики вступали в франкмасоны и просили художников изображать их в «костюме дигнитария ложи Великий Восток»[354]. Понятно, что рантье любили короля, верховного ростовщика, и всю свою ненависть обрушивали на республиканцев.
Борьба народных масс и политические партии в 1830–1839 годах
Вопрос об отношении орлеанистов к республиканцам был впрочем довольно сложным, и ответ на него не мог быть однозначно правильным на всех этапах Июльской монархии.
Позиция республиканцев, имевших уже в 1830 г. расхождения по некоторым вопросам, все более изменялась под влиянием революционных движений и выступлений народных масс. Первый из тех трех этапов, которые явственно выступают в истории Июльской монархии, охватывает приблизительно пять лет (1830–1834)[355].
С установлением Июльской монархии положение трудящихся в деревне и в городе заметно ухудшилось. Некоторые налоги были увеличены и, что особенно характерно, они были впервые распространены на те слои населения, которые раньше по бедности от налога освобождались. Продолжавшаяся после революции узурпация крестьянских «прав пользования» (сбор сухих сучьев в помещичьих лесах, право общинной пастьбы скота и его свободного прогона, сбор колосьев и винограда, оставшихся на земле после уборки урожая), дороговизна, налоги — все это, наряду с ростовщичеством и тяготами издольных аренд, возбуждало значительные волнения в разных частях Франции. Территорией антиналоговых выступлений были в конце 1830 и в 1831 г. преимущественно департаменты Ло, Дордонь, Жиронда, Жер, Ланды, Эро, Од, Восточные Пиренеи против дороговизны выступал трудовой люд в августе 1830 г. и в середине 1831 г. в Альби, Ортез и Тарб; немного позднее, в том же 1831 г., — в департаментах Ланды, Шарант, Тарн-и-Гаронна.
Французский историк Габриель Перрё констатировал, что в этих выступлениях обнаруживался «социальный субстрат», свидетельствовавший о новом характере движения. Г. Перрё добавлял, что еще в августе 1830 г. арьежский прокурор определял суть «новизны» словами: это раздор тех, у кого ничего нет, с теми, кто имеет[356]. Но ведь такой же или аналогичный «субстрат» существовал и раньше. По сравнению с Реставрацией новым было то, что не отмечалось Перрё, — разоружение не только повстанцев, крестьян или рабочих, но также и тех национальных гвардейцев — демократов, которые сочувствовали трудящимся массам. Это обнаружилось, например, в департаменте Арьеж при подавлении так называемых демуазелей, а также и в истории других крестьянских волнений. С самого начала конституционная монархия Луи-Филиппа все более резко проявляла свою реакционно-буржуазную сущность.
355
Gabriel Perreux. Au temps des societes. La propagande republicaine au debut de la Monarchie de Juillet (1830–1835). Paris, 1931.
356
См. С.