Требование Аристотеля о необходимости единства плана в художественном эпосе ("Поэтика", VIII и XXIII) приложимо и к "Истории" Геродота.
Другим достоинством Геродота как писателя является его искусство рассказывать. Даже те критики, которые относились отрицательно к нему как историку, признавали в нем это искусство.
Прежде всего читателя поражает его близость в этом отношении к эпосу. Как и эпические поэты, Геродот умеет выдержать Простой, безыскусственный стиль народных рассказов. Все приемы этих рассказчиков, как, например, полнота рассказов, замедленность повествования, повторения отдельных слов, целых предложений, предуведомления и сжатые повторения сказанного, присущи ему так же, как и им. Он еще не знает периодического построения предложения, в противоположность позднейшим историкам; он не любит абстрактных-выражений, но очень охотно употребляет народные образные выражения и умеет ловко пользоваться пословицами. Предложения у него соединены чаще способом сочинения, придаточные предложения редки. С другой стороны, он любит заимствовать из эпоса, этой сокровищницы литературного языка, например, отдельные выражения-формулы, а также целые обороты (все в речах). Поэтому Псевдо-Лонгин называет Геродота "великим подражателем Гомера" ("О возвышенном", 13).
Древние критики, конечно, гораздо лучше нас чувствовали достоинства Геродота как рассказчика и тщательно изучали его приемы. Они считали его именно с этой точки зрения лучшим образцом "ионийской манеры"[69], подразумевая под этим не ионийский характер его грамматических форм и словаря, но, главным образом, манеру соединения предложений и весь своеобразный колорит его речи. Для определения эффекта, который производится его рассказом, тогдашние риторы часто прибегали к сравнениям: они то уподобляли его рассказ спокойному течению реки, не встречающему на своем пути никаких неровностей[70], то противополагали его в этом отношении Фукидиду, указывая на сладость, ясность и пространность повествования Геродота [71]. Иногда они пытались и детальнее охарактеризовать его особенности как рассказчика. Главным образом они отмечали две особенности: во-первых, склонность Геродота — и в выборе выражений, и в построении предложений — подражать своеобразной манере говора того или другого описываемого им народа, т. е. подражать не случайным эмоциям (ήθος), но тем типичным, постоянным свойствам характера (πάθος), которые лучше всего передают внутренний облик народа. Ритор Феон справедливо замечает, что Геродот говорит часто как варвар, хотя передает речь этих варваров на эллинском наречии [72].
Сюда относится пристрастие Геродота к пословицам, лучше всего характеризующим мировоззрение народа, его любовь к простонародным, иногда грубым выражениям, выхваченным из живого говора, наивный тон некоторых рассказов и тому подобные черты народного языка, придающего действительно его рассказу своеобразный и несколько пестрый характер.
Во-вторых, предпочтение Геродотом так называемой "речи нанизываемой" или "разделенной", "раздельной" (λέξις είρομένη или διῃρημένη)[73], т. е. такой, которая свободно присоединяет одно предложение к другому без строгой логической связи и без закругления мысли в одном сложном предложении и которая противополагается "речи закругленной" или "периодической" (ὴ κατεστραμμένη λέξις или ή ἐν περιόδοις λέξις)[74]. Риторы ясно сознавали, что эта манера письма ближе всего подходит к разговорной речи, и отмечали в ней, во-первых, вполне естественное расположение слов, от которого Геродот почти никогда не отступает, во-вторых, отсутствие сложных сочетаний целых предложений. В этом отношении Геродот не отличается от своих предшественников-логографов, которые также пользовались "нанизываемой речью" (см. гл. I "Начало греческой прозы"). Правда, в речах у него есть попытки строить периоды, однако они ему мало удаются.
Эти особенности Геродота резко отличают его повествование от повествования последующих историков, и как раз они-то и ставят его "Историю" на совершенно особое место в стилистическом отношении.
73
Εὶρομένη от гл. εἴρω — нанизываю»; διῃρημένη — от гл. διαιρέω— «разделяю». По теперешней терминологии это — «отрывистая речь».