Выбрать главу
[6] Итак, в этих словах Сафа считает совершенно верным то, что признавал ученый патриарх Константий и что незадолго перед этим объявлял за ошибку афинский ученый. Спрашивается: что же составляет правильное мнение, истину — то ли, что Сафа принимал в 1870 г., или же то, что он стал признавать с 1872 г.? То, что он начал утверждать с 1872 г., ибо это мнение о писателе хронографии сделалось господствующим в науке (на это мы имеем факты). Итак, оказывается, что патриарх Константинопольский Константий еще в 20–х гг. годах нынешнего столетия, когда он написал свою «Константиниаду», держался совершенно правильных воззрений на автора хронографии, известной с именем Дорофея. А афинский ученый, писавший уже в 1870 г., не только не сумел оценить ученого открытия патриарха Константинопольского, но еще наделал ему упреков. Как назвать такого ученого? Легкомысленным? Думаем, что так. Каким руководителем и наставником иностранных историков, изучающих греческую историю, может быть такой ученый, которому они, по народному выражению, поистине должны бы отдать «и книги в руки», но который открытыми глазами взирая на научную истину, вместо нее провозглашает ложь? Разумеется, очень ненадежным. Еще другой, не менее любопытный пример ученых кривотолков Сафы. В третьем томе своей «Греческой Библиотеки» афинский исследователь пишет следующее о вышеуказанном нами греческом церковном историке Мелетии Афинском: Мелетий «имел своим сотрудником Хрисанфа, родственника и преемника Досифеева по трону патриаршему в Иерусалиме». К этим словам под строкой еще сделано примечание, гласящее: «К нему (ясно, к Хрисанфу) Мелетий послал на просмотр неизданный автограф его (т. е. чей? свой собственный?), находившийся в Святогробской библиотеке в Константинополе. По сей причине» и пр.[7] Все эти известия ученого Сафы представляют сущий вздор, достойный незабвенной памяти известного героя комедии — Ивана Александровича Хлестакова. Мелетий Афинский не имел Хрисанфа сотрудником в своей церковно–исторической работе, ибо Хрисанф был сотрудником своего дяди, Досифея, автора сочинения «История Иерусалимских патриархов», а вовсе не сотрудником Мелетия; в Святогробской константинопольской библиотеке Мелетий своего собственного сочинения не открывал и не посылал его к Хрисанфу, ибо при жизни не имел никакой нужды сдавать свой труд в архив. Все ошибки Сафы произошли от феноменальной его беспамятности. В другом своем произведении, явившемся в свет на четыре года раньше третьего тома «Греческой Библиотеки», автор, т. е. Сафа, очень правильно рассказывал всю историю открытия и издания Мелетиева сочинения. Здесь говорится, что рукопись Мелетия действительно была открыта в Святогробской библиотеке в Константинополе, но открыта она спустя 60 лет по смерти митрополита Афинского и спустя 35 лет по смерти Хрисанфа. Значит, посылать свою рукопись к Хрисанфу Мелетий не мог, ибо оба они были в это время в мире загробном. Да и вообще по открытии рукописи она совсем никуда не посылалась и надолго оставалась в Константинополе. Дальнейшая ее судьба тоже хорошо известна.[8]Итак, мы встречаемся с печальной истиной. Сафа в третьем томе указанной «Греческой Библиотеки» наговорил небылиц об «Истории» Мелетия Афинского единственно потому, что окончательно забыл то, что он сам писал о ней четыре года тому назад, а заглянуть в свою собственную книгу и навести в ней справку, когда он составлял третий том «Греческой Библиотеки», ему не захотелось или не пришло на ум. Так пишется история… Научным чутьем историка и критика К. Сафа обладает в самой незначительной степени. Так, печатая открытый им памятник — «Церковную историю», охватывающую вторую половину XVIII в. Греческой церкви и написанную современником, Сергием Макреем, Сафа чувствует большое упоение от доставшегося ему счастья издать этот памятник. Он говорит о самом Макрее, что «это — единственное лицо, достойное имени историка»; об «Истории» же, написанной Макреем, замечает: «"История"эта должна быть рассматриваема как один из наиболее почтенных памятников эллинизма, находившегося под господством турок».[9] Но в действительности нет надобности быть издателем «Истории» Макрея, т. е. человеком, хорошо изучившим издаваемую рукопись, достаточно быть лишь человеком с небольшим историческим вкусом и прочесть содержащееся в произведении Макрея, чтобы признать следующее: «История» Макрея есть не история, а второстепенного качества мемуары, не способные претендовать на особенно высокое место в ряду достойных своего имени исторических сочинений. (Впрочем, подробнее о Макрее будем говорить в своем месте.)

вернуться

6

Sathas. Bibliotheca Graeca medii aevi. Vol. III. Πρόλογος. Venetiis, 1872. Σ. 17.

вернуться

7

Sathas. Bibliotheca Graeca. Vol. III. Σ. 21.

вернуться

8

Σάθας. Νεοελληνική φιλολογία. Αθήναι, 1868. Σ. 392.

вернуться

9

Sathas. Bibliotheca Graeca. Vol. III. Πρόλογ. Σ. 24, 85.