Четырьмя годами позже, в 1978 г., «Словарь новой истории», адре суясь к еще более широкой публике, зафиксировал успехи, достигнутые в деле популяризации новой концепции истории и стремительное изменение интересов последней, которые оказались направленными вглубь ее же исследовательского поля и были сфокусированы вокруг нескольких тем: исторической антропологии, материальной культуры, воображаемого, ближайшей истории, долгой длительности, вопросов второстепенного плана, ментальностей, структур.
Диалог истории с другими науками продолжался, становился все более содержательным, обретая большую конкретность и одновременно расширяясь в тематическом отношении.
Наряду с устойчивостью отношений, установившихся между историей и экономикой (охарактеризованных, например, работой 254
Jean Lhomme «Economie et Histoire» - Gen ve, 1967), историей и с циологией (выделим из многих свидетельств заявление социолога Alain Touraine, сделанное им в книге «Страсть к истории» - Un dési d'histoire, Paris, 1977, p. 274: «Я не отделяю работу социолога от исто рии общества»); особого рода связь образовалась между историей и антропологией, желательность которой со стороны антропологов была подтверждена Э. Э. Эвансом-Причардом («Anthropology and History». Manchester, 1961) и рассмотрена с большей осторожностью Льюисом (Lewis Ι. M. History and Social Antropology. London, 1968), обратившим особое внимание на различие интересов двух этих наук (история обращена к прошлому, антропология - к настоящему; первая - к документам, вторая - к непосредственным опросам; первая - к объяснению событий, вторая - к общим характеристикам социальных институтов). Однако такой историк, как Э. Kapp (Сап*. Р. 66), пишет: «Чем более социологичной станет история и более историчной социология, тем будет лучше для обеих». А антрополог Марк Оже утверждает: «Задача антропологии - не воссоздание исчезнувших обществ, а выявление социальной логики и логики исторической, характерных для их развития»410.
Результатом этой встречи истории и антропологии становится предпочтение, оказываемое историком определенным областям и проблемам. Таковы, например, проблема первобытного человека и человека повседневного411 или же отношения между профессиональной культурой (culture savante) и культурой народной (см.: предисловие Карло Гинзбурга к книге «Сыр и поэзия. Мир мельника XVI века» - «Le fromage et les vers. L'univers d'un meunier du XVIe si cle». 1976; ее французский перевод 1980 г. начинается следующим образом: «Историков нередко можно было бы обвинять в том, что они стремятся изучать только "подвиги королей". Сегодня, бесспорно, дело обстоит уже не так»). Или же устная история; и среди необычайно обильной литературы, которая посвящена этой проблеме, я выделил бы специальный выпуск «Исторического журнала» -«Quaderni Storici»: «Oral History: fra antropologia e storia» («Устная история: между антропологией и историей») (№ 35, май-август 1977), в котором поставлен целый ряд проблем, касающихся различных общественных классов и цивилизаций, а также небольшую книгу, написанную Жан-Клодом Бувье и группой антропологов, историков и лингвистов: «Устные традиции и культурная идентичность: проблемы и методы» («Tradition orale et identité culturelle: probl mes et méthodes». Paris, C. N.R. S., 1980), поскольку в ней оцениваются отношения, сложившиеся между устной традицией и дискурсом, посвященным прошлому, дается определение этнотекстов и метода и сбора и использования, и, наконец, доклад Доминик Арон-Шнаппер412и Даниэль Ане «Устная история или устные архивы» («Histoire orale ou archives orales». Paris, 1980) о создании устных архивов по истории общественной безопасности, где поставлена проблема отношений, сложившихся между новым способом документирования и новым типом истории.
410
Simbole, Fonction, Histoire. Les interrogations de l'anthropologie. Paris, 1979. P. 170.
411
Furet F. L'histoire et «l'homme sauvage». Le Goff J. L'historien et l'homme quotidien // L'historien entre l'ethnologie et le futurologue. Venise, 1981. P. 231-250; перепечатано в «Melange Fernand Braudel». 1972.