Об этом узнал в Начармагеви, в месте развлечений своих, царъ царей, муж сильный, храбрый и несравнимый противоборец. Он призвал полки за полками и объединил их, конные и пехотные. Пренебрегая яиным преимуществом [врагов своих] с севера и востока, он, как говорится, “герой, рвущийся в путь свой, опоясался, поспешил и возобладал” (Псал. 44, 4—5). Он не обращал внимания на малочисленность своего войска и не стал дожидаться именитых своих витязей ни с той, ни с этой стороны Лихских гор[50].
Уповая на милость всемогущего, как говорит история Искандера Македонского[51], он призывал силу сил, которая царствует на небе-небес, и считал множество обступивших врагов. Не скрываясь от блеска вражьих мечей, перейдя горы, он спустился в Ширак[52] в сопровождении везиров: премьер-министра[53] Иоана и Сумбата, в монашестве Симеона, который будучи вооружен, вместе с другим оружьем, делами [опыта], советовал ему не подходить близко [к врагам] ввиду малочисленности войска своего. Не послушался мужественный из мужественных и голиаф из голиафов, воистину восприявший подвиги и венец первомученика [Георгия]: если он победил одного дракона, этот непобедимый воин, тезка Георгия [не только по имени], но и по правдивости ума, поразил многое множество аспидов и ехидны. Видя войска сарацын, он направился против них, в молитве и воздыхании возведши очи к небу. Сам принял оружие, а Иоанну передал спасительное древо [крест] для ношения впереди. Пылая сердцем и ободряя друг друга, они сели на коней и, рожденные для жизни, не щадили себя для смерти. Царь же, сидя на коне, твердо, голосом Хосроидским[54] возгласил и обратился с наставлением к сердцу воинов, рассвирепевших, как звери: “люди, братья, единодушные и единоверные!” Вы знаете, как хорошо умереть за божью веру и за Евангелие Христа; мы вечно ублажаем тех, которые, следуя по стопам Христа, умерли за него бренным телом. Видите ли, насколько славнее умереть мужественно, чем изматываться от изнуряющей болезни, ибо хороший пример и доброе имя вечно будут следовать за нами. Мы слышали от древних повествователей, сколько напастей претерпевало за божий закон племя евреев при Артаксерксе, равно как — эллины, предводимые испытанным полководцем Фемистоклом, при миродержце-победителе Ксерксе, который, без войны покорив море своим войском, вынужден был одним лишь городом Афинян отступить[55]. Теперь, крылатые мои львы! Возьмите в руки, ради пробожденного за нас, копья и пики и вонзите их в неверующих в божество его!” Произнесши заключительную молитву, он подозвал к себе обер-шталмейстера своего Липарита Сумбатовича, Беку Сурамели, Абулетисдзе Киркиша. Повелитель военных сил с улыбкой и смехом шутил: “Рыцари! наилучшим среди нас окажется тот, кто моментально ударит в знаменосца, чтобы поражением его поразить стан Навала в Амоне и пришедших из стран Кидарских” (1 Цар. XXV). Хвалясь так и уповая [на бога], он обошел [отдельные] полки и целые войска, отточил пику подобно Фридону[56], твердо державшему войска. И когда [враги] увидели поверженное рукой Ахиллесовой[57] знамя свое и вертящиеся в руках и метко разящие мечи, обратились в бегство, насколько позволяла им сила их лошадей. И исполнилось слово: “и один обратит в бегство тысячи”. Военный министр[58], вельможи[59] и рыцари[60], одни с одной стороны, другие с другой, пролили потоки крови [врагов]. Сам царь, овеянный счастьем Александра[61] и славой Сияоша[62], преследовал их, многократно меняя отряды, бил и убивал, рубил и сражал, причем великаны его помогали ему. Они видели, подобно народу израильскому, что солнце, остановившееся, как при Иисусе Навине (гл. X, 12 — 14) на небе, не удерживает больше колесниц течения своего и начинает клониться к закату в то время, как они еще продолжали преследовать, поэтому вернулись назад. Они нашли множество сраженных и пораженных властителей и высоковельможных лиц, азнауров, витязей и рыцарей, неисчислимое количество палаток и царских стоянок, обилие драгоценных камней, жемчуга, золота в слитках и изделиях, множество верблюдов, коней и мулов, всяческих сокровищ и благ мира сего, добычу, неподдающуюся подсчету. Оказывая помощь бесчисленному множеству живых, они позаботились также о четырех покойниках; но получен был приказ делать тоже самое и по отношению к тысяче тысяч находившихся в таком положении, которых поэтому стали собирать около ям. Царь “Константин” увидел любимых своих везиров, военачальников, управителей, первейших лиц[63], вельмож, азнауров, рабов и витязей; все войско воззвало к нему, раненные и потерпевшие сказали ему “мир [с тобою]”. Можно ли изобразить словами, как радовались и благодарили бога и патрона своего, явленного в образе его? Веселились все: отец, обретший сына, сын отца, брат брата и сородичей своих, патрон своего подчиненного и подчиненный патрона[64]. И победители, исполненные всяких благ, овладевшие множеством коней, развлекались и целовали друг друга.
53
***: буквально — глава нотариев; имея в виду его функции, его можно приравнять к премьер-министру; в памятниках он называется “***” — первый среди везиров.
60
***, буквально значит войска, но в этом произведении, в частности в данном случае, оно означает и “рыцаря”, хотя для обозначения последнего обычно употребляют в ту эпоху термин ***.
64
***, ***, социальные термины, первое означает “патрона”, “сюзерена”, второе “вассала”, “клиента”; “вассал” в данном контексте удобнее передать словом “подчиненный”.