4. (1) Когда об этом было сообщено Макрину, проводившему время в Антиохии, молва, что сын Антонина нашелся и что сестра Юлии раздает деньги, обошла уже прочие лагеря; веря, что все, о чем говорят, является возможным и истинным, воины были в сильном возбуждении. (2) Их склоняли и подстрекали к государственному перевороту и ненависть к Макрину, и горесть при воспоминании об Антонине, и прежде всего ожидание денег, вследствие чего многие, перебегая, приходили к юному Антонину. Макрин, относясь к этому с пренебрежением, как к чему-то ребяческому, находясь в состоянии привычного легкомыслия[23], сам остается дома и посылает одного из начальников лагеря, дав ему силу достаточную, по его мнению, для того, чтобы очень легко уничтожить восставших. (3) Когда Юлиан (такого было имя начальника) [24] прибыл и атаковал стены, воины изнутри, взойдя на башни и к крепостным зубцам, показали войску, осаждавшему снаружи, мальчика и, славословя сына Антонина, показали им кошельки, полные денег, — приманку для предательства. (4) Поверив, что он дитя Антонина и весьма на него похож (так им хотелось видеть), они отсекают голову Юлиану и посылают ее Макрину[25]; сами же все, когда им открыли ворота, были приняты в лагерь. Возросшая таким образом сила оказалась не только вполне способной обороняться против осады, но и сражаться грудь с грудью в открытом бою; к тому же множество перебежчиков, хотя и приходивших небольшими количествами, непрестанно умножали силу.
(5) Узнав об этом, Макрин, собрав все имевшееся у него войско[26], пошел, чтобы осадить тех, кто присоединился к Антонину. Последний вследствие того, что его воины не хотели подвергнуться осаде, но решились со всей готовностью выступить и, встретившись с Макрином, сразиться в открытом бою, выводит свою силу. (6) Войска встретились друг с другом на границе Финикии и Сирии[27], причем сторонники Антонина сражались с готовностью, боясь в случае поражения подвергнуться мщению за то, что они содеяли; сторонники же Макрина нерадиво принимались за дело, убегая и переходя к Антонину[28]. (7) Видя это и устрашившись, что, совершенно лишенный силы и взятый в плен, он мог бы потерпеть позорнейшее поругание, Макрин во время сражения уже с наступлени-{90}ем вечера, сбросив короткий плащ и всю бывшую на нем императорскую одежду, тайно убегает с немногими центурионами, которых он считал самыми верными; бороду он срезал, чтобы не быть узнанным, одежду взял дорожную[29] и голову все время покрывал. (8) Двигался он и ночью и днем, опережая молву о его несчастье, а центурионы с большой поспешностью гнали повозки, как если бы они были посланы еще царствующим Макрином ради каких-то важных дел.
23.
Типичный пример необъективности в отношении к Макрину. В действительности, он немедленно отреагировал на вести, полученные из Рафанеи примерно 18 мая (расстояние от Рафанеи до Антиохии ок. 145 км.). Было послано сообщение Юлиану, который находился недалеко от Рафанеи, однако он был разбит. Макрин узнает об этом примерно 20 мая и сразу отправляется в Апамею, чтобы заручиться поддержкой II Парфянского легиона. Вскоре после его прибытия в Апамею он узнает, что Юлиан убит (Dio, LXXVIII, 34,4), и он возвращается в Антиохию примерно 27 мая (три дня до Апамеи, три дня обратно, и день в городе). Таким образом, Макрин имел менее двух недель, чтобы собрать свои силы для решающей битвы.
24.
Ульпий Юлиан. Как и его коллега, Юлиан Нестор, он был префектом отрядов, сформированных из иностранцев (Dio, LXXVIII, 15,1), и был среди тех, кто поддержал Макрина. Юлиан был уже около Рафанеи (Dio, LXXVIII, 31,4) и мог бы взять лагерь, как считает Дион (Dio, LXXVIII, 32), если бы использовал до конца преимущество, даваемое ему наличием марокканских отрядов: эти солдаты, специально набранные Каракаллой, естественно, были лояльны к своему земляку Макрину.
25.
Юлиан отвел войска, но по прибытии в Апамею был убит солдатами II Парфянского легиона. Макрин получил его голову вскоре после своего прибытия в Апамею (Dio, LXXVIII, 34,4—5). Легион за это предательство впоследствии был награжден титулом Антонинов. Его префектом был П. Валерий Комазон, который позже стал преторианским префектом, консулом и был три раза префектом Рима (см. Dio, LXXIX, 4,1—2).
26.
Макрин пытался склонить на свою сторону II Парфянский легион, устроив раздачу солдатам денег, а также восстановив их привилегии и раздачу пайков (Dio, LXXVIII, 34,2, слл.). Воины взяли деньги, а после этого показали Макрину голову Юлиана. Макрин сразу отправился обратно в Антиохию, а Парфянский легион вскоре присоединился к войскам в Рафанее. Макрин был вынужден послать за подкреплениями к другим сирийским легионам, но даже абстрагируясь от того, что они также склонялись на сторону Гелиогабала (Dio, LXXVII1, 34,6—7), ближайший легион, IV Скифский, находился у Зевгмы, т. е. на расстоянии ок. 338 км., а XVI Флавиев легион располагался у Самосаты, в Коммагене.
27.
Поскольку Макрин получил поддержку в Антиохии, Гелиогабал, соединившись со II Парфянским легионом, направился на север, чтобы навязать Макрину сражение до того, как прибудут к нему подкрепления. Битва произошла не на границе Сирии и Финикии, а у деревни, находившейся на расстоянии ок. 38км. от Антиохии, и датируется 8 июня 218 г. (Dio, LXXVIII, {240} 37, 3—39, 1; правда Дион сообщает, что было две битвы (LXXVIII, 34,5), однако он сам ясно пишет, что Макрин уклонился от битвы в Апамее).
28.
Макрин полагался в основном на преторианские когорты и специальный отряд отборных всадников телохранителей; кроме того, он мог рассчитывать на отряды марокканцев. Гелиогабала поддерживали два легиона. Дион (LXXVIII, 38,4) сообщает, что войска Гелиогабала под предводительством Ганниса показали отсутствие боевого духа и могли быть разбиты, но помешало бегство Макрина. Более вероятно, что Макрин покинул поле боя, когда судьба сражения еще не была решена, чтобы взять подкрепление в Антиохии (Dio, LXXVII1, 39,1), но преторианцы в его отсутствие изменили.
29.
Имеется в виду черная пенула — теплый плащ с капюшоном, который носили горожане и плебеи. Макрин маскировался под гонца.