(3) Клеветники и те, кто выступал чьим-либо обвинителем, или бежали, или были убиты обиженными; управителей и судей, претворявших в жизнь его жестокость, чернь вытаскивала на улицы и сбрасывала в клоаки. Произошло также немало убийств людей, не сделавших ничего несправедливого; неожиданно врываясь в дома и понося как клеветников, грабили и убивали заимодавцев, своих противников в судебных делах и тех, кто по какой-либо незначительной причине вызывал ненависть. (4) Под прикрытием свободы и безнаказанности в мирное время происходили дела, обычные для гражданской войны, так что проконсула города (Сабин было его имя), бывшего не раз консулом, когда он хотел помешать происходящему, ударили дубиной по черепу, и он скончался[38].
Таково было состояние народа, а сенат, раз уж исчезла опасность страха перед Максимином, стал делать все, чтобы провинции отпали от него. (5) Повсюду ко всем наместникам были разосланы посольства, для чего были избраны мужи из самого сената и видные люди из всаднического сословия, а также ко всем были разосланы послания, объявлявшие мнение римлян и сената, увещевавшие наместников помочь их общей родине и сенату, а жителей провинций — повиноваться римлянам, которым издавна принадлежала государственная власть и для которых те с давних пор — друзья и подвластные. (6) Большинство приняло посольства и легко отвратило провинции от Максимина, чья тирания была ненавистна[39], убив тех, кто на местах занимал должности и был на стороне Максимина, они присоединялись к римлянам. Немногие же либо умертвили прибывших послов, либо под стражей отослали к Максимину, каковых он хватал и жестоко наказывал.
8. (1) Таковы были дела в городе Риме и таково настроение. Когда Максимину сообщили о совершившемся, он стал мрачен и сильно озабочен[40], но притворился, что относится к этому с {119} презрением. В первый и во второй день он спокойно находился у себя, советуясь с друзьями о том, что следует делать[41].
(2) Все войско, которое было с ним, и все люди, находившиеся в той стороне, узнали об этих известиях, и души у всех были взволнованы смелым поворотом в столь больших делах, но никто никому ничего не говорил, и всякий притворялся, что ничего не знает; таков был страх, что ничто не скроется от Максимина и что следят не только за тем, что передается словом или звуком, но даже знаками глаз.
(3) Между тем Максимин по прошествии третьего дня собрал все войско на равнине перед городом и, взойдя на трибуну (он принес с собой листок с речью, которую сочинил ему кто-то из друзей)[42], произнес, читая, следующее: (4) «Я знаю, что если скажу вам недостоверное и неправдоподобное, то оно, как я полагаю, будет достойно не удивления, но шуток и насмешек. На вас и на ваше мужество поднимают оружие не германцы, которых мы часто побеждали, и не савроматы, каждый раз умолявшие о мире; персы, которые прежде опустошали Месопотамию, теперь успокоились, довольствуясь тем, что они имеют, так как их сдерживает ваша слава и военное мужество, известное им по моим действиям, которые они испытали, когда я командовал войсками на берегах[43]. (5) Но ведь (разве не смешно сказать) обезумели карфагеняне и, уговорив или принудив к роли императора жалкого старика, в крайней старости лишившегося рассудка, забавляются императорской властью, как на праздничных шествиях. На какое войско полагаются они, у которых достаточно одних ликторов для обслуживания наместника? Какое носят оружие те, у кого нет ничего, кроме дротиков для борьбы со зверями? Хоры, насмешки и стихи — это их военные упражнения.
(6) Пусть никого из вас не приводит в смущение то, что возвестили относительно Рима. Виталиан ведь был убит, захваченный коварством и обманом, а легкомыслие и изменчивость римского народа так же, как его смелость, которой хватает только для крика, вам прекрасно известны; если только они увидят двух или трех тяжеловооруженных, то, толкая и топча друг друга, каждый убегает, думая о своей собственной опасности, и забывает об общей. (7) Если же вам кто-нибудь сообщил содержание послания сената, не удивляйтесь, что наша воздержанность кажется им жестокостью, а больше ценится то, что в разнузданном образе жизни сродни им, и они называют ужасными мужественные и достойные почтения дела; распущенность и вакхическое исступление доставляют им {120} удовольствие, как если бы это было что-либо спокойное. Поэтому они недоброжелательно относятся к моей власти, энергичной и благопристойной, обрадовались же имени Гордиана, обесславленную жизнь которого вы прекрасно знаете. (8) Против них и людей такого рода у нас война, если кто-нибудь хочет так это назвать. Я ведь полагаю, что большинство или почти все, если только мы ступим в Италию, протягивая с мольбой оливковые ветви и детей, будут распростерты у наших ног (а остальные убегут из-за трусости и слабости), так что у меня будет возможность отдать вам все их достояние, а у вас, взяв его, безбоязненно воспользоваться им».
38.
Сложно сказать, был ли Сабин убит как сторонник Максимина (см. SHA, Мах., XV, 1: «Были перебиты все доносчики, все обвинители, все друзья Максимина. Убит был и префект Рима Сабин, заколотый в толпе народа»), либо он выступил против Максимина, но был убит во время беспорядков (SHA, Gord., XIII, 5—9: «Префект Рима, получив резкое письмо (от Максимина, —
39.
Исследователи обратили внимание, что надписи, упоминающие Максимина, остались в провинциях Лугдунская Галлия, Аквитания, Испания Тарраконская, Лузитания, Бетика, Мавретания Цезарейская, Аравия, Палестина, Каппадокия. Надписи же и монеты Гордиана и его сына происходят из провинций Проконсульская Африка, Вифиния и Понт, Галатия, Ликия и Памфилия, Азия, Киликия, Египет. Из этих списков видно, чью сторону приняли наместники тех или иных провинций. Кроме того, следует отметить, что Максимин пользовался большой поддержкой в Паннонии и Мезии, — в посвящениях, поставленных там в его честь, он именуется «владыкой земли, моря и всего рода человеческого». То же касается и Дакии: Максимин пользовался большой любовью у местных жителей (SHA, Мах., IV, 1), когда же он и его сын были убиты, «варвары очень огорчились» (SHA, Мах., XXIV, 1). После смерти Максимина один из сенатских императоров, Максим, приезжал в Аквилею, чтобы «обезвредить всякие остатки варварских отрядов, которые стояли на стороне Максимина» (SHA, Мах. et Balb., XII, 3).
40.
Ср. SHA, Мах., XVII, 1—5; Gord., XIII, 3—4. Гнев Максимина в значительной степени был направлен против его сына, поскольку Максимин, как только стал императором, приказал сыну отправиться в Рим, но тот не исполнил этого приказа «из-за чрезмерной любви к отцу»; Максимин считал, что если бы его сын был в Риме, сенат не осмелился бы на выступление (SHA, Мах., XVII, 3).
41.
Сведения из Африки должны были достичь Максимина примерно через 10 дней после их получения в Риме; таким образом, Максимин узнал о мятеже примерно тогда же, когда Гордианы в Африке были разбиты, т. е. около 21 марта. Император почти сразу же собрался в Италию (около 23 марта), так что сведения о смерти Гордианов и о прибытии Максимина пришли в Рим почти одновременно.
42.
Этим Геродиан явно хочет унизить «варварского» императора. Согласно другим источникам, у нас нет оснований сомневаться в его авторстве (SHA, Мах., XVIII, 1—3; Gord., XIV, 1—4).
43.
Как уже отмечалось выше, Максимин во время Персидского похода Александра занимал пост префекта лагерей, что подразумевало собой командование легионами, либо пост префекта Месопотамии, который командовал двумя легионами.