Выбрать главу

Не то было по городам, которыми владели князья. Облагая пошлинами напитки, заводя свои княжеские корчмы, и преследуя вольное корчемство, князья вызвали этим появление тайных корчем. Звание корчемника унижалось, делалось преступным. В Паисиевском сборнике XIV века в исчислении запрещённых занятий, за которые отлучают от церкви, рядом с чародеями и наузотворцами,[77] упоминается и корчемник (корчъмитъ). В Никоновской летописи под 1399 годом говорится про Михаила Александровича тверского: «Во дни убо княженiя его разбойницы и тати и ябедники изчезоша, и мытари и корчемники (в княжеских корчмах), и торговыя злыя тамги истребишась». Кирилл Белозерский около 1408–13 годов писал можайскому князю Андрею Дмитриевичу: «И ты, господине, внимай себе, чтобы корчмы (княжеской) в твоей отчине не было, занеже, господине, то велика пагуба душам, крестьяне ся, господине, пропивают, а души гибнуть». По словам Иоасафа Барбаро (1436), при Иване III право приготовлять питья принадлежало уже казне: «Он (Иван III) издал указ, воспрещающий кому бы то ни было варить мёд и пиво и употреблять хмель». То же подтверждает Амвросий Контарини[78] (1474–77): «Напиток этот (мёд с хмелем) очень не дурён, в особенности когда он стар. Впрочем, великий князь не всем позволяет варить его». Он же упоминает о существовании в Москве корчем, в которых ели и пили: «poi ridursi nelle taverne á mangiare et bere, et passata la detta hora, non si puo haver da lor servitio alcuno». Алберт Кампензе (1523) прибавляет, что жителям Москвы разрешалось употреблять напитки только по праздникам: «Эта народная слабость (пьянство) принудила государя их запретить навсегда, под опасением строжайшего взыскания, употребление пива и другого рода хмельных напитков, исключая одни только праздничные дни. Повеление сие, несмотря на всю тягость оного, исполняется москвитянами, как и все прочие, с необычайною покорностию».[79] Герберштейн[80] (1517–26) оставил известие, что ещё Василий Иванович построил для своих слуг за Москвой-рекой какой-то дом, или слободу, названные Наливками (теперешнее урочище у Спаса на Наливках), и позволил им пить там пиво и мёд, запрещённые остальным жителям города: «porro non procul a civitate domunculae quaedam apparent, et trans fluvium villae, ubi non multis retroactis annis, Basilius princeps satellitibus suis novam Nali civitatem (quod eorum lingua infunde sonat) exaedificavit, propterea quod cum aliis Ruthenis medonem et cerevisiam bibere, exceptis paucis diebus in anno, prohibitum sit, iis solis bibendi potestas a Principe sit permissa. Atque eam ob rem ne caeteri illorum convictu corrumperentur, ab relinquorum consuetudine sunt sejuncti». To же известие, с незначительными дополнениями, повторяется у Гваньино, Михалона, Олеария и Флетчера. Гваньино[81] (1560) в своём описании Московии, переделывая Герберштейна, говорил: «denique trans fluvium, Basilius, pater moderni principis, pro satellitibus suis, caeterisque extraneis, Polonis videlicet, Germanis et Lithuanis (qui a natura Bacchum sequuntur) oppidum Nalevki dictum, quod cognomen ab infundentis poculis habet, extruxit. Illic vero omnibus extraneis militibus et advenнs, satellitibusque principis, inebriandi vario potus genere facultas concessa est, quod Moscovitis gravi sub poena prohibetur.» Место то читается несколько иначе в старинном русском переводе Гваньини: «Есть же в нём (в городе Москве) домов 41 500; к тому ж ещё за рекою великий князь Василий, отец царя Иоана, ради Сепачов (?) своих, сиречь поллечников (?) инных людей общих (popleczników — сторонников) слободку, называемую Наливайки, создал».[82] Литвин Михалон (1550) также слышал, что Иван III обратил свой народ к трезвости, запретив везде питейные дома: «redacto populo ad sobrietatem cauponisque ubique interdictis». — «Василий, — продолжал он, — увеличил свою столицу Москву, построив в ней слободу Налевки (Nalewki) руками наших наёмных солдат, и дав ей это имя в укор нашему племени (иностранцам), склонному к пьянству, от слова налей». Слова Герберштейна, что «Наливки были построены за рекою», дополняются у Флетчера и Олеария тем, что они находились на южной стороне города, и обращены были к татарской земле, и отсюда ясно, что они находились близ нынешнего урочища Спаса на Наливках. Флетчер говорит: «На южной стороне города царь Василий построил дома для солдат (satellitibus suis), позволив им пить вино в постные и заветные дни, когда другие русские должны были пить одну воду, и по этой причине (?) назвал новый город Налей (Naley), то есть Наливайка». Олеарий: «Четвёртая часть города называется Стрелецкою слободою; лежит она в южной части города за речкою Московскою и обращена к татарской земле, будучи окружена досчатым забором и деревянными бастионами. Эта часть города выстроена была великим князем Василием, отцом Грозного, и назначена для поселения в ней иноземных солдат, и названа Налейки (Naleiki — die Saufstadt). У чехов nali — значит налей. Это название произошло от того, что иностранцы, проживающие в Москве, гораздо больше предаются пьянству». Свидетельство иностранцев, что ещё при Иване III (1462–1505) закрыты были корчмы и народу было запрещено употреблять напитки и что при его преемнике, Василии (1505–1533), только слугам великого князя и иностранцам позволено было пить, и для их попоек отведена слобода, огороженная забором, — показывает нам, что в Москве начиналось новое положение вещей, неизвестное остальной Руси. Первое широкое приложение к делу этого нового московского порядка должен был испытать Новгород Великий.

Князь в Новгороде был предводителем войска и исполнителем судебных решений, поставленных выборнымы судьями («князь казнит»), и за это шла ему половина судебных пошлин (казнь — казна). Кроме того, ему предоставлены были доходы от торговли, и, как мы видели, право медоварения по городам («слати медовара»). Князь не имел права приобретать земли в новгородской области и мог торговать только через новгородцев. Основы старого новгородского порядка держались до самого падения Новгорода. Ещё недавно (1469) вече объявляло, что великий князь (царя Новгород не знал, ни даже государя) не имеет права ни в земле, ни в воде; народ продолжал жить по-старому, спокойно сбираясь в вольные корчмы и рассуждая о политических делах. Теперь же всё это должно было рушиться. На место новгородских купцов, вывезенных вон и разосланных по городам, высланы были в Новгород купцы московские; имения боярские были разделены московским людям…[83]

вернуться

77

Наузотвóрец — колдун, знахарь. Буквально, это тот, кто делает наузы — обереги. В старину науз был частью сбруи: ремень, кисти, бляхи подвязывались под шею лошади и служили не только украшением, но и оберегом. Слово науз, или наузд, стало обозначать любой оберег, ладанку, талисман, не только привязанный к узде. Был и глагол наузить, одно из значений которого: знахарить, заговаривать, нашёптывать.

вернуться

78

Амвросий Контари´ни (Amrogio Contarini) был направлен Венецианской республикой в Персию, чтобы склонить шаха к союзу против турок, чьё могущество в то время возрастало. Путь Контарини лежал через Польшу и Россию, с правителями которых он также вёл переговоры о совместных действиях против турок. В 1477 году Контарини вернулся в Венецию, а через десять лет были опубликованы его путевые заметки.

Приводим отрывок из этих заметок: Контарини пишет о Москве и москвичах; в последнем предложении, начиная со слов после этого, мы находим перевод той фразы, которую воспроизводит по-итальянски Прыжов: «Они величайшие пьяницы и весьма этим похваляются, презирая непьющих. У них нет никаких вин, но они употребляют напиток из мёда, который они приготовляют с листьями хмеля. Этот напиток вовсе не плох, особенно если он старый. Однако их государь не допускает, чтобы каждый мог свободно его приготовлять, потому что, если бы они пользовались подобной свободой, то ежедневно были бы пьяны и убивали бы друг друга, как звери.

Их жизнь протекает следующим образом: утром они стоят на базарах примерно до полудня, потом отправляются в таверны есть и пить; после этого времени уже невозможно привлечь их к какому-либо делу».

вернуться

79

Сноска Прыжова: Библиотека иностранных писателей о России. Т. 1. Спб., 1836, с. 59, 111, 179 и др.

вернуться

80

Барон Зигмунд фон Хéрберштайн (Siegmund Freiherr von Herberstein), традиционно именуемый у нас Сигизмундом Герберштéйном (1486–1566) — австрийский дипломат, географ и историк. В 1508 году он получил баронский титул от Максимилиана I, императора Священной Римской империи. Дважды, в 1517 и 1526 годах, Херберштейна направляли в Москву с дипломатическими поручениями, и затем он описал свои впечатления о России в книге «Rerum Moscoviticarum Commentarii», вышедшей 1549 году и известной у нас как «Записки о Московитских делах» и «Записки о Московии».

вернуться

81

Александр Гваньи´но (1538–1614) — итальянец, уроженец Вероны, служивший в армии польских королей. Он участвовал в войнах с Россией, принял польское подданство, в течение восемнадцати лет был комендантом Витебска. Гваньино составил «Описание всей земли, подчинённой царю Московии», используя в качестве главных источников «Записки о Московитских делах» Сигизмунда Герберштейна и «Краткое сказание о нравах и жестоком правлении тирана Московии Васильевича», сделанное Альбертом Шлихтингом. В современном переводе сведения Гваньино о Наливайках, или Наливках, читаются следующим образом: «За рекой отец нынешнего государя Василий выстроил для своих телохранителей и для разных иностранцев, а именно, поляков, германцев и литовцев (которые от природы привержены Вакху), город Наливки, получивший название от налитых бокалов. И там у всех иностранных солдат и пришельцев, а также у телохранителей государя имеется полная возможность всячески напиваться.» Некоторые исследователи предпочитают называть итальянского автора Гваньи´ни: видимо, оба варианта выводятся наугад из латинского Guagninus.

вернуться

82

Прыжов поставил знак вопроса после непонятных слов; заметим только, что в польском есть слово siepacz, которое значит палач, есть poplecznik — пособник и, как написано у Прыжова, сторонник; быть может, сепачи — намёк на приспешников Ивана Грозного, а поллечники — неправильно услышанное или записанное опричники?

вернуться

83

Сноска Прыжова: В летописи под 1470 годом сказано, что весь Новгород всколыхался словно пьяный, а Беляев в своей «Истории Новгорода» переводит это место так: «Богатая молодёжь выпустила пьяниц, собранных из кабаков». Заметим ему, что Новгород 1470 года совсем не знал, что такое кабаки…