Последствия перемен повсюду оказались глубоко разрушительными. К 1815 г. ирландцы, по словам французского историка Эли Алеви, превратились в «сплошной пролетариат — невежественный, нищий, полный суеверий и необузданный». Шотландские лендлорды поначалу пытались переселить вынужденно покинувших свои дома мелких арендаторов на побережье, где те могли бы промышлять рыбной ловлей и сбором водорослей. После 1815 г. масштаб сжигания бурых водорослей[216] уменьшился, а попытки повысить эффективность земледелия в Хайленде продолжались, сопровождаясь массовыми и часто жестокими выселениями, которые в народе стали называть «чистками». Применение новых ротаций севооборота, научных методов ведения сельского хозяйства и других усовершенствований привело к значительному росту продуктивности английского сельского хозяйства. Лишенные прав выпаса на открытых общинных пастбищах скваттеры и мелкие арендаторы были вынуждены пополнять ряды сельских батраков, уходить в растущие города или же бороться за выживание на своих одном-двух акрах земли, подряжаясь при этом работать дома на ручных ткацких станках или вязать на рамах. Эти решения часто вели к нищете. Заработки батраков были безнадежно низкими. В первые годы промышленного переворота жизнь в городах для неквалифицированных работников была очень трудной; они не были приучены к фабричной трудовой дисциплине; работа часто бывала не только изнурительной, но иногда и опасной; рабочий день был длинным, зарплаты низкими, а условия жизни тяжелыми. В прежние годы можно было по договору зарабатывать дома на сносную жизнь прядением или ткачеством, однако в начале XIX в. технические усовершенствования и расширение фабричного производства уменьшили спрос на эти виды деятельности и оплату такого труда. Долгие часы работы приносили семье всего лишь один-два пенса в день, чего не всегда хватало даже на скудное питание, состоящее из муки грубого помола, пахты и картофеля.
Нищета и безработица особенно усилились, после того как герцог Веллингтон окончательно разгромил Наполеона при Ватерлоо в 1815 г. Многие тысячи солдат, моряков и других военнослужащих, которые участвовали в войне в Европе, вернулись домой в поисках работы, когда страна переживала спад в отраслях промышленности, развивавшихся в военное время, а цены на пшеницу с наступлением мира упали. Авторитетные обозреватели оценивали количество нуждавшихся почти в 15 % от всего населения Великобритании и предполагали, что на улицах Лондона промышляет до 120 тыс. нищих детей — двойников диккенсовского Оливера Твиста. Вслед за призывами Мальтуса священники предостерегали прихожан насчет «неуместности и даже аморальности вступления в брак», если они не в состоянии обеспечивать своих детей, но эти призывы едва ли могли решить столь глобальную проблему.
В век господства британской промышленности, убеждал Патрик Кохун[217] в своем «Трактате о населении, богатстве и ресурсах Британской империи» («A Treatise on the Population, Wealth, and Resources of the British Empire», 1814), решением данной проблемы становится эмиграция. Перенаселение и экономическая стагнация могут быть скомпенсированы эмиграцией в колонии, где люди смогут потреблять британские промышленные товары и поставлять сырье для британских фабрик. Для таких аргументов пришло время. К 1815 г. широко признавались положительные стороны эмиграции. В феврале того же года первое с 1749 г. официальное сообщение об эмиграции появилось в эдинбургских газетах под заголовком «Либеральное напутствие переселенцам» («Liberal Encouragement to Settlers»). В течение последующих 25 лет (и далее) проблема эмиграции оставалась темой, к которой в Британии проявлялся существенный интерес. Ее поднимал в «Дон Жуане» (1824) и лорд Байрон: «Печальный результат страстей и картофеля / Двух сорняков, которые ставят в тупик наших экономических Катонов»[218]. Правительственные программы переселения, инициативы крупных землевладельцев, запросы парламентского комитета, филантропические рискованные начинания, нормативы, регулирующие «эмиграционный бизнес», и «теории колонизации» формировали эмиграционные потоки. Тем не менее перемещение из Британии в Британскую Северную Америку в этот период представляло собой по преимуществу переезд семей и отдельных индивидуумов от трудностей, преследовавших их на родине, в поисках более сносной жизни в колониях. Переселение было прагматическим выбором людей, жизнь которых была разрушена; большинство из них были относительно бедными (но не нищими); их надежды на скромные удобства и безопасность являлись ограниченными. Во всем этом почти не было утопической мечтательности.
216
Зола, полученная от сжигания бурых водорослей, использовалась для производства соды и поташа, применявшихся в XVII–XVIII вв. при изготовлении мыла и стекла. В XIX в. началась коммерциализация бурых водорослей как источника йода. Кроме того, многие века люди используют их при производстве продуктов питания, лекарств, удобрений.
218