Осенью 1100 покинули родину сначала ломбардцы, и через Фриаул, Каринтию, Штирию и южную Венгрию дошли до долины Моравы, где они перезимовали. Император Алексей уже здесь, в самой далекой части своего государства, явился к ним на помощь, позаботившись о том, чтобы они могли получить съестные припасы по дешевым ценам; но, несмотря на это, многие пилигримы в своей злобе и заносчивости позволили себе ужасные насилия над имуществом жителей и над ними самими. С началом весны войско стало продолжать свой путь по старой дороге крестоносцев на юго-восток, в марте 1101 достигло Константинополя, и ему было назначено занять квартиры в предместье Пере, где уже останавливался герцог Готтфрид. Но через некоторое время это войско оказалось таким необузданным, что Алексей обеспокоился. Поэтому он потребовал, чтобы ломбардцы удалились от столицы, т. е. переправились в Азию. Упрямые пилигримы отказались, взялись за оружие и уже штурмовали расположенный у ворот Константинополя укрепленный монастырь Космидион, когда наконец архиепископу Ансельму и остальным предводителям удалось образумить войска, переправить их через пролив и успокоить справедливый гнев императора.
Несколько позднее ломбардцев и отчасти только весною 1101 двинулись французы и немцы. Большими и малыми отрядами они шли по большей части дорогой через Венгрию в Белград, а оттуда вероятно дальше на Софию, Филиппополь и Адрианополь. Настроение, в котором они вступали в Византийскую империю, было по-видимому такое же, как у ломбардцев. Разнузданность и ненависть к грекам повели к беспутному насилию над жителями. Император ревностно старался поддержать с ними мир, но был вынужден для защиты своих окружить дикие толпы своими войсками. Там и сям доходило до битвы, а при Адрианополе аквитанцы дали печенежскому наемному войску императора формальное сражение, при котором окрестности этого города сгорели. Все эти предварительные события, конечно, вперед повредили возможному успеху крестового похода. Необузданность этих военных масс возрастала вместе с этими насилиями, и способность этих сотен тысяч преодолеть серьезное сопротивление в той же мере ослабевала.
Мало-помалу с ломбардцами соединились на азиатском берегу маршал Конрад с 2.000 немецких рыцарей, герцог Стефан Бургундский с сильным войском, граф Стефан Блуаский и некоторые другие господа, так что еще до прибытия остальных немцев и аквитанцев, здесь — по преданию, конечно, мало достоверному — собралось не менее 260.000 крестоносцев. Эта громадная масса не могла долго оставаться в бездействии. Она требовала, чтобы, не дожидаясь прибытия еще недостававших товарищей, ее сейчас же вели дальше на битву и победу, и она окончательно опьянела, затевая и обсуждая самые отважные планы. У ломбардцев возникла именно мысль, что во славу Спасителя надо предпринять что-нибудь необычайное и грандиозное, а именно после того, как первые крестоносцы завоевали Антиохию и Иерусалим, теперь надо было разбить оковы Боэмунда в Сивасе, затем покорить Багдад и таким образом уничтожить самый халифат. Эта мысль, раз высказанная, подействовала как сильный соблазн на головы князей и рыцарей. Отдельные попытки оспорить это скоро были побеждены и был единодушно решен поход на Сивас и Багдад.
Нет надобности объяснять, что это было пагубное решение. Багдад был для крестоносцев очень далеко, и войско как бы само произнесло себе приговор, когда в слепой самоуверенности оно еще до начала битвы мечтало об неслыханных победах.
Иначе можно было бы судить о плане похода этих пилигримов только тогда, если бы он ограничился одним покорением Сиваса и освобождением Боэмунда. Этого места можно было достигнуть довольно умеренным походом: дорога туда шла через те области Малой Азии, которые менее всего пострадали от военных тревог последнего времени и поэтому легче других могли доставить пропитание большому войску; а битвы с отрядами Ибн Данишменда Сивасского нельзя было избежать ни в каком случае, потому что эмир, по-видимому, приготовился выступить против христиан, по какому бы пути они ни направлялись[27].
27
Это можно заключить из того обстоятельства, что в решительной битве, кроме Килидж-Арслана и Ибн Данишсенда, против христиан выступили также Ридван Галебский и Караджа Гарранский, т. е. сирийские и месопотамские эмиры. Чтобы известить этих последних о приближении пилигримов и собрать их отряды, все-таки требовалось столько времени, что первые шаги к соединению магометанских военных сил были, по-видимому, сделаны уже раньше, чем кто-либо из этих эмиров узнал о маршруте христианского войска, и, вероятно, даже раньше, чем этот маршрут был принят самими крестоносными князьями.