Или Л. Рон Хаббардом. Хотя, думаю, у некоторых мормонов могут возникнуть проблемы с таким сравнением. Им не нравится смешиваться в кучу с таким культом, как Сайентология. Как и Сайентологам.
В любом случае, сейчас – кроме футбольной команды УБЯ и моря мормонов – Семинар – единственное, о чем всё больше говорят, когда упоминают Прово.
– Ты записалась, – подтверждаю я, не сказать, что удивлен. Эти занятия значат для Отэм все, и помимо соответствия фактическим требованиям, она поглощала романы безостановочно в надежде, что у нее появится шанс написать собственный.
Она кивает. Ее улыбка растягивается от одного сияющего моря до другого.
– Крутая.
– Ты тоже можешь быть, если поговоришь с мистером Фуджитой, – говорит она. – У тебя есть оценки. Ты замечательный писатель. К тому же, он любит твоих родителей.
– Неа, – я жду письма о зачислении в колледж где угодно, но только не здесь – мама умоляла меня выбирать из государственных – и да в любом из этих колледжей будет учитываться мои последние оценки за этот последний семестр. В независимости от того, насколько лёгким я это считаю, сейчас не время упускать шансы.
Отэм ковыряет многострадальный ноготь.
– Потому что тогда тебе придется, ну знаешь, закончить что– то?
– Я закончил с твоей мамой. Думаю, ты понимаешь, о чем я.
Она тянет меня за волосы на ноге, и я визжу на удивление женским звуком.
– Таннер, – она садится. – Я серьезно. Это будет хорошо для тебя. Ты должен пойти со мной на эти занятия.
– Ты так говоришь, будто я хочу.
Она рычит, свирепо сверкая на меня глазами.
– Это Семинар, козлина. Все хотят туда попасть.
Понимаете о чем я? Она ставит свой предмет на пьедестал, и это настолько занудно, что вызывает во мне желание немного защитить Будущее Отэм, когда она выйдет в мир, сражаясь со своей Занудной–Девочкой–Гермионой. Я дарю ей свою самую лучшую улыбку.
– Хорошо.
– Ты беспокоишься о том, что придется придумывать что– то оригинальное? – спрашивает она. – Я могу помочь тебе.
– Да ладно. Я переехал сюда в пятнадцать – мне кажется, мы оба согласимся, что это самое худшее время для переезда из Пало– Альто, Калифорния, в Прово, Юта – с полным ртом железок и без друзей. У меня есть истории.
Не говоря уже о том, что я гей и наполовину– еврейский ребенок в традиционном, мормонском городе.
Я не произношу последнюю часть, даже при Отэм. Это не такая сенсация в Пало– Альто, когда в тринадцать я понял, что мне нравится мысль целоваться с мальчиками намного больше, чем с девочками. Здесь же, это станет огромной сенсацией. Она моя самая лучшая подруга, да, но я не хочу рисковать и рассказывать ей, чтобы потом обнаружить, что она прогрессивна только в теории и против подростка– гея в своей спальне.
– У нас у всех были брекеты, и ты заставил меня, – она плюхается спиной на кровать. – Кроме того, все ненавидят свои пятнадцать, Таннер. Это время непредвиденных ситуаций и стояков в бассейне, прыщей, тревоги и неясного отношения к социальным правилам. Гарантирую, что десять из пятнадцати учеников на занятиях будут писать об опасностях старших классов, из–за отсутствия глубоких ресурсов художественного вымысла.
Быстрое сканирование моего прошлого по картотеке вызывает скручивающее, оборонительное ощущение в желудке, как будто, она может оказаться права. Может, я не смогу придумать что– то интересное и глубокое, а художественный вымысел должен идти из глубин. У меня двое поддерживающих – возможно, чересчур поддерживающих – родителя, ненормальная, но замечательная большая семья, не– совсем– ужасная– но– сопливое– эмо сестра, собственная машина. Я не знаю многих потрясений.
Поэтому я упираюсь, щипая ее за заднюю часть бедра.
– А откуда у тебя глубокие ресурсы?
Это, конечно же, шутка. Отэм много о чем может написать. Ее отец умер в Афганистане, когда ей было девять. После этого ее мама – злая и разбитая – разорвала связи с Мормонской Церковью, что в этом городе, огромное нарушение. Больше 90 процентов людей, живущих здесь, состоят в СПД. Смена на что–то другое автоматически отсылает тебя на окраину общественной жизни. Добавьте к этой смеси, что на зарплату миссис Грин, она и Отэм еле выживают.
Отэм смотрит на меня категорично.
– Я могу понять, почему ты не хочешь заняться этим, Тан. Там много работы. А ты – лентяй.
Она спровоцировала меня записаться на эти дурацкие занятия, и теперь, пока в понедельник после зимних каникул мы вместе едем в школу, она раздражена и обижена, потому что я сказал ей, что пойду.
Я чувствую ее прожигающий взгляд с одной стороны своего лица, когда поворачиваю на Bulldog Boulevard.
– Фуджита просто подписал тебе допуск? – спрашивает она. – И все?
– Отти, ты сошла с ума, если бесишься из– за этого. Понимаешь, да?
– И… что? – произносит она, игнорируя мой риторический вопрос и поворачиваясь лицом к дороге. – Ты собираешься сделать это?
– Да, почему бы и нет? – я въезжаю на школьную стоянку, ищу место ближе к дверям, но, естественно, мы опоздали, и не осталось ничего подходящего. Я паркуюсь на месте с обратной стороны здания.
– Таннер, ты осознаешь, что это такое?
– Как я могу ходить в эту школу и не знать что такое Семинар?
Она одаряет меня агрессивно– терпеливый взглядом, потому что я использовал свою насмешливую интонацию, которую она не переносит.
– Ты собираешься написать книгу. Целую книгу.
Когда я выхожу из себя, это выходит предсказуемо нестрого: жестче, чем обычно открываю свою дверь на морозный воздух.
– Отти, какого черта? Мне казалось, ты просила меня записаться.
– Да, но ты не должен делать этого, если не хочешь.
Я снова растягиваю свою самую лучшую улыбку, ту, которая ей нравится. Знаю, что не должен, но эй, я использую оружие, которым обладаю.
– Тогда тебе не стоило называть меня лентяем.
Она дико рычит, думаю, мне нравится это.
– Ты настолько везучий, и даже не понимаешь этого.
Я игнорирую ее, забирая рюкзак из багажника. Она чертовски сбивает с толку.
– Ты понимаешь, о чем я, почему все так легко для тебя? – она бежит вслед за мной. – Мне пришлось просить, сидеть на собеседовании с ним, и вроде как пресмыкаться. А ты входишь в его кабинет, и он подписывает тебе допуск.
– Все было не совсем так. Я пришел к нему в кабинет, немного поболтал с ним, обновил информацию о своих родителях, и только потом он написал мне допуск.
Меня встречает тишина, и когда я оборачиваюсь, то понимаю, что она ушла в другую сторону, прямо к боковому выходу.
– Увидимся на ланче, подруга! – выкрикиваю я. А она показывает средний палец.
Тепло внутри холла божественно, но здесь шумно и пол сырой от грязного, растаявшего снега, сбитого с ботинок. Я с трудом пробиваюсь по коридору к своему шкафчику, протискиваясь между Сашей Сандерсон и Джеком Торном, двумя самыми красивыми – и приятными – людьми в школе Прово.
В общественном положении все намешано. Даже спустя два с половиной года, я все еще чувствую себя новеньким, и так, наверняка, потому что большинство учеников ходят в школу вместе с детского сада, и живут внутри нескольких приходов – в смысле, они входят в одну и ту же паству и видят друг друга на около миллионе церковных мероприятий вне школы. У меня, по сути, есть Отти, Эрик и несколько друзей, которые, так случилось, являются мормонами, но они классные, поэтому не доводят нас до безумства, а их родители не боятся, что мы развратим их. Там в Пало– Альто, в девятом классе я вроде как встречался с парнем несколько месяцев и имел целую кучу друзей, которых знал с детского сада, и они даже бровью не повели, когда увидели меня за руку с Гейбом. Жаль, что я не ценил такую свободу в то время.