Узнав об этих письмах, эмир немного успокоился и переговорил с везиром негласно. “Это не мероприятие для того, чтобы [его] выполнить, ибо ни в коем случае недопустимо разговаривать с ними иначе, как с помощью меча. Неправильно было посылать войско, на сей счет /490/ Бу Наср — мой свидетель, потому что я ему [это] говорил. Но поскольку государь [меня] сдерживал, и всякий произносил необдуманные слова, оставалось только молчать и [выжидать], что после этого произойдет нового”.
Вслед за записками осведомителей приехал ко двору посланец от тех туркмен сельджуковцев, человек старый, бухарец, ученый и речистый. С ним было письмо к великому ходже, написанное весьма смиренно. Было сказано: “Мы совершили ошибку, избрав посредником, ходатаем и пособником Сури, ибо он безрассуден и не сумел обеспечить [нам] благополучие и добрый исход [прошения]. Несомненно он толкнул султана на то, чтобы послать [на нас] рать. Упаси боже, чтобы у нас оказалась смелость обнажить меч на победоносное войско. Однако, когда [на нас] напали как волки на стадо — а мы ведь были подзащитными — и покусились на наши жилища, на жен и детей, что нам оставалось делать, как не защищаться, ведь жизнь мила? Ныне мы стоим, все на том же, что говорили сначала. А это роковое несчастье приключилось без нашего желания. Ежели великий ходжа найдет возможным в силу того, что он в Хорезме оказывал нам покровительство в пору хорезмшаха Алтунташа и водил [с нами] хлеб-соль, то взялся бы за посредничество, пособил и расположил бы [к нам] сердце государя султана, дабы наши извинения были приняты; да сего человека нашего отпустили бы обратно с ответным письмом с основой, на коей сердца наши успокоились бы, и попреки прекратились. Ежели пришлет великий ходжа с нашим [посланцем] какого-нибудь своего [доверенного] человека, — будет еще лучше: он выслушает наши слова, и станет достоверно, что мы покорные слуги и ищем только благополучия”.
Великий ходжа прочитал это послание, выслушал речь посланца, согласную с письмом, только поподробней, распорядился, где поместить посланца и полностью доложил обстоятельства эмиру в негласной беседе. Явились и вельможи. Эмиру это искание сблизиться не было неприятно, и решили вместе с ученым бухарцем послать казия Бу Насра Сини, дабы он поехал и выслушал слова туркменских вельмож. Ежели лицемерия нет и то, что они говорят, не противоречит разуму, то пусть попросит, чтобы с ним отправили послов и те бы откровенно высказались, [дабы] была положена основа и сердца успокоились бы. На этом вельможи от эмира ушли. Везир и начальник посольского дивана сели для негласной беседы и сделали так, что с большим трудом /491/ смягчили сердце государя к принятию извинения; сей посланец, дескать, из доверенных людей того двора, отпустить его надобно обработав, дабы снова поправить испорченные дела.
Чтобы соблюсти условия бытописания я, само собой, расскажу обстоятельства жизни этого Сини. Он был человек проницательный, большого образования[1112], сметливый, к тому же хитрец и лицедей. Его отец учил эмира Махмуда, да будет им доволен Аллах, когда тот был мальчиком, читать Коран. Справедливый эмир[1113], да смилуется над ним Аллах, был предстоятелем на молитве[1114]. В то время он по злонравию [своему] рассердился, ушел в Туркестан и там обосновался в Узгенде у покойного илека[1115]. Эмир Махмуд тайно сделал его осведомителем, и от него была получена большая польза. По этим двум причинам у Бу Насра Сини было прочное положение. В конце поры эмира Махмуда ему была пожалована должность мушрифа [султанского] двора. Этой должности Сини положил твердое основание.
1115
Имеется в виду Наср, сын Али, Арслан-илек, правитель Мавераннахра (ум. ок. 404/1012—1013 г.).