В четверг, девятого числа месяца мухаррама, устроили большое и прекрасное угощение. Отправили заводных лошадей и привезли чаганьянского владетеля. Играли в човган, затем сели за стол, а потом пили вино. День прошел приятно. В среду, в половине месяца мухаррама[1133], чаганьянский владетель надел на себя весьма дорогой халат, какой дают владетелям областей, а к нему еще сделали добавления; потому что сей благородный муж приходился зятем и состоял в свойстве с сей высокой стороной [по браку] с одной из царевен. Владетель Чаганьяна жив и поныне, в лето четыреста пятьдесят первое[1134], [но] дело его испортилось, ибо оказался он нескромен, и в Чаганьяне за него находится ходжа-реис Али Микал[1135]. Столько, сколько мы сказали, — достаточно.
Когда владетель Чаганьяна надел на себя халат, его представили пред лицо эмира и он, как полагается, исполнил обряд поклонения. Эмир удостоил его большого уважения и ласки и сказал: “Много неприятностей доставили эмиру эти не знающие своего места выскочки, сыновья Али-тегина. Когда до нас дошла весть, был послан сипахсалар с войсками и мы [сами] прибыли сюда ради исправления положения. Поезжай счастливо в свою область и собери свой народ, потому что отсюда через Джейхун переправится именитый салар с сильным войском, пусть твой народ возьмется рука об руку [с ним], дабы повергнуть ниц этих искателей подходящего случая”. “Сделаю так”, — ответил [тот], отдал поклон и удалился. Его усадили в саду в тереме, туда же пришли везир с начальником посольского дивана; они возобновили его договор с султаном и приняли от него присягу. [Потом] его отпустили обратно и он в час предзакатной молитвы отправился в Чаганьян.
/496/ Эмир в воскресенье, за четыре дня до конца месяца мухаррама[1136], поехал в Дерегез на охоту с близкими своими людьми, недимами и мутрибами, и в воскресенье, в третий день месяца сафара[1137], приехал в Баг-и Бузург. На другой день прибыл посол от сыновей Али-тегина по прозванию Ука, а по имени Муса-тегин, с одним самаркандским ученым мужем. Посольский пристав доставил их в город и хорошо угостил. Через три дня, когда отдохнули, их представили [пред лицо эмира], но эмир ничего не произнес, ибо был в обиде на пославших. Везир спросил: “В каком состоянии вы оставили эмиров?” Ука ничего не мог ответить. Заговорил ученый муж — он был красноречив — и сказал: “Мы приехали принести извинения, и подобало бы по великодушию великого султана [их] принять, ибо эмиры наши молоды, а дурные и зловредные люди побуждают их ходить в этот край”. Великий ходжа ответил: “Повелитель мира глядит на [внутренние] убеждения, а не на поступки”. Их проводили в терем.
Везир с начальником посольского дивана уединились с эмиром для негласного совещания. “Да будет долгой жизнь государя! — сказал великий ходжа, — Хорасан, Рей, Гурган и Табаристан — все волнуются. Государь отозвал из Гургана Бу-л-Хасана Абдалджалиля с войском: с гурганцами заключили как бы соглашение и было благоразумно удалить [оттуда] Бу-л-Хасана под каким-нибудь видом. Сыновья Али-тегина нам наполовину враги, [но] лучше пусть будут между [нами] внешне добрые отношения, чем они станут настоящими врагами. Слуге [государя] кажется правильней принять извинения этих молодцов и заключить договор, как с их отцом”. “Ладно, — согласился эмир, ступайте в терем и совершите это дело”.
Великий ходжа и ходжа Бу Наср пришли в терем и внимательно рассмотрели послание сыновей Али-тегина. Послание было весьма смиренное — они просили извинения за Термез и Чаганьян, ибо то случилась ошибка, и человек, который их к ней побудил, наказан по заслугам. Может быть великий султан найдет возможным простить то, что произошло, дабы снова была восстановлена передававшаяся по наследству дружба. Устные заявления были в таком же роде. Бу Наср отправился к эмиру, доложил и принес хорошие ответы с большой сердечной теплотой. Посольский пристав проводил послов [сыновей Али-тегина] в их помещение. Везир назначил послом Мус'ади. Его дело справили, и написали послание и устное заявление. Али-тегишхским послам пожаловали халаты и награды. Все уехали. Наступил мир, заключили договор так, чтобы было спокойствие. Владетеля Чаганьяна тоже присовокупили к этому делу, дабы и на него не покушались.
/497/ В воскресенье, десятого числа месяца сафара[1138], везиру дали халат, весьма прекрасный халат. В тот же день хаджибу Субаши дали чин старшего хаджиба, халат и все принадлежности [к нему], как-то: значок, манджук, литавру, барабан малый, барабан большой, ковры, серебряные обертки[1139] и другие предметы, кои дают с этой должностью. Оба вельможи отправились домой и им отлично воздали должное. На другой день дали халат Тилаку на саларство над индийцами, халат прекрасный. Когда он предстал пред лицо эмира и поклонился, эмир сказал казначею: “Принеси украшенное самоцветными камнями ожерелье, которое приготовили”. Принесли. Эмир взял [его], подозвал Тилака и высочайшей рукой своей набросил ему ожерелье на шею и на словах выразил ему много любезного за услугу, которую он оказал в деле с Ахмедом Йинал-тегином. [Тилак] удалился.