Письмо это эмир прочитал и ознакомился с совместным заявлением. Он призвал Бу Сахля, и имел с ним негласное собеседование с позднего утра до пополуденной молитвы. [Эмир также] позвал моего наставника и расспросил Бу Сахля об обстоятельствах. [Тот] рассказал о повадках /537/ туркмен-сельджуковцев, что они-де разбиваются на двадцать-тридцать ватаг и пустыня им — отец с матерью, все равно, что для нас города. Слуга [твой] Субаши щупал их до сих пор и делал разведку и хорошо разузнал их состояние и дела. Главные силы [свои] он до сего времени сберегал, дабы туркмены не могли осесть ни в одном городе Хорасана. Сбор [податей] производится, и амили государевы действуют. Происшествия в Фарьябе и Талькане, то есть убийства и грабеж, одно летом, другое зимой, случились внезапно, потому что Субаши наблюдал их главные силы, а они пустили один отряд, [который] пошел и нежданно учинил дело. Покуда слуга [твой] получил известие, дело уже было проиграно. Да и невозможно, чтобы сие войско ходило только выручать, есть ведь дела и с другими мятежниками.
[А что касается] Бу Сахля Хамдеви, Сури и прочих, кто подписался под заявлением, то верно и точно, что они говорят, нехорошо, мол, вступать в решительный бой; однако правильно государево мнение. Слуга [его] дожидается ответа и готов [отъехать]. Ежели надобно нанести удар и дать решительный бой, то следовало бы написать письмо рукой Бу Насра Мишкана с царской печатью, а внизу письма в несколько строк высочайшей рукой повеление, что такое сражение дать должно. Как только такого рода письмо будет получено, слуга [государя] и дня не пробудет в Нишабуре, тотчас же отправится в Серахс и Мерв, и сражение будет дано, ибо нет никаких отговорок, войско в хорошем виде, полностью вооружено и жалованье получило чистоганом.
Эмир обратился [к Бу Насру]: “Твое мнение какое?” “Это не дело слуги [твоего], — ответил тот, — он ни в коем случае не станет говорить о войне. Здесь находится сипахсалар, обменяться с ним мнениями будет весьма хорошо, а ежели еще написать ходже, то и это будет неплохо”. Эмир возразил: “Задерживать здесь Бу Сахля нельзя, покуда письмо дойдет до Балха и вернется обратно. С сипахсаларом мы переговорим завтра, а сегодня днем и вечером мы об этом подумаем”. “Вот так и следует сделать”, — промолвил Бу Наср и удалился. Он пришел домой и очень озабоченный сказал мне: “Вопрос попался очень важный и щекотливый. Не знаю, каков-то будет конец этому делу. Ведь вот Арслан Джазиб умен был и ловок, каких не помнят, со столь обильным снаряжением, припасами и войском, и враг был не такой сильный и могучий, как эти туркмены, но и то известно и очевидно, сколь трудна и продолжительна была война и открытая вражда между /538/ ними. До тех пор, покуда эмир Махмуд [сам] не пошел в Пушенг и не отправил хаджиба Гази с хорошо снаряженной ратью, цели так и не [могли] достигнуть. А с этим народом дело иное, они султана за нос водят. Мы уже однажды опозорились в событии с Бектугды из-за неимоверного самовластья, кое было проявлено. Ежели, упаси боже, и с этим хаджибом случится беда, то другого не останется — придется государю отправиться самому, и величие сразу пропадет. Я-то знаю, что на сей счет надобно сделать, да не решаюсь сказать; посмотрим, каково желание господа бега, да славится поминание его. Дела в Рее и Джибале вон какие стали — рать, столь оснащенная, в полном расстройстве. Положение в Хорасане такое же, беда со всех сторон, а повелитель мира любит потеху и тщеславен; везир заподозрен и робеет, а прочие важные салары все пропали задаром. Заместитель нынешнего ариза сбережениями развалил войско, а государь принимает его надувательства за чистую монету. Не знаю я, чем кончится это дело. Сердце мое обливается кровью, хоть бы не жить мне, не могу я видеть эту разруху”[1257].
Потом, в субботу двадцать первого числа месяца раджаба[1258], когда Бу Сахль [уже] приехал и отдохнул, на следующий день по окончании приема, эмир имел тайное совещание с сипахсаларом и моим наставником[1259]. Совещались они насчет этого до позднего утра и было решено, чтобы Субаши непременно дал это сражение. Сипахсалар удалился, а Бу Наср спросил чернил и бумаги и [тут же] у эмира написал это письмо. Эмир, да будет им доволен Аллах, [тоже] потребовал чернила и калам, поставил свою печать, а под письмом начертал несколько слов: “Пусть превосходительный хаджиб доверяет тому, что написал Бу Наср по повелению нашему в нашем собрании, и вступит в решительное сражение с врагами, дабы было содеяно то, что предопределил господь бог, да славится поминание его. Мы уповаем на помощь божию, да славится поминание его. Уассалам!”[1260] Эмир призвал пред лицо свое Бу Сахля, ему вручили письмо и [государь] промолвил: “Скажи хаджибу, что исполнить надобно все, к чему обязывает осмотрительность, и быть благоразумным”. Бу Сахль облобызал землю и вышел. В награду он получил пять тысяч диремов, пять штук ткани и гурского коня и поехал дорогой через Гур. Насчет сего эмир соизволил отправить /539/ везиру письмо со спешной почтой. Через две недели прибыл ответ, дескать, то, что усматривает высочайшее мнение — правильно и хорошо. К моему наставнику он своей рукой написал записку и высказал весьма откровенно то, что совсем не обязательно было высказывать, мол, не нужно было браться за это важное дело, ведь нельзя знать, что получится; дело нужно было делать согласно его наблюдениям, но стрела из лука вылетела, даст бог, все обойдется благополучно. Это письмо мой наставник представил эмиру. В понедельник, за два дня до конца месяца раджаба[1261], эмир отправился в Баг-и Махмуди с тем, чтобы пробыть там некоторое время. Обозы отвели туда же.
1257
На этом, по-видимому, кончался том VIII. Далее следует приводимый ниже отрывок текста, представляющий собой, вероятно, позднейшую интерполяцию, которой в Тегеранской литографии нет: “Так сказал ходжа Бу-л-Фазл, дебир, сочинитель сей книги: В продолжении того времени, когда султан Мас'уд, сын Махмуда, да будет над ним милость Аллаха, прибыл из Хиндустана в Газну и [уже] пробыл там несколько дней, ко двору приехал конный [посланец] салара [Субаши], Бу Сахль, и самолично доложил [государю], что происходило. Султан полностью об этом был осведомлен и соизволил дать повеления о решительном сражении”.