В понедельник, в шестой день месяца ша'бана[1262], отошел [в вечность] Бу-л-Хасан Ираки, дебир, да будет над ним милость Аллаха. Говорили так, будто жены дали ему зелья, за то что он женился на [одной] женщине, мутрибе из Мерва. Человек он был злонравный и щепетильный. Не знаю, каково было положение, но на той неделе, когда он помер, я ходил его проведать и нашел его похудевшим как волосок, однако в здравом рассудке. Он завещал, чтобы гроб его отвезли к месту погребения Али, сына Мусы ар-Ризы, да будет над ним благоволение Аллаха, в Туе и там похоронили, ибо средства[1263] на это дело он дал еще при жизни; пересохший кариз святого места снова пустил в ход, построил [там] караван-сарай и на содержание караван-сарая и кариза отказал доходную деревню с льготным хараджем[1264]. В тридцать первом году[1265], когда я ходил в Туе с победоносным знаменем, еще до того, как случилось поражение под Денданеканом, я был в Нукане[1266], посетил гробницу Ризы, да будет им доволен Аллах, и видел в тамошней мечети, которая является местом мученической кончины [имама], могилу Ираки в одной из ниш — от пола до ниши пять гязов — я посетил и ее и изумлялся превратности сего мира соблазнов: в восемь-девять лет он возвысил человека, тот поднялся до небес славы, но помер столь скоро и превратился в ничто.
В ту пору эмир все копался в делах и сообщениях Субаши, постоянно говорил о них и всем сердцем уповал на милость господню. Он велел поставить на гурской дороге череду конных гонцов для доставления известий, потому-де что это самое важное. Кончили строить золотой престол, ковер и сидения[1267], которые эмир повелел [смастерить]; над ними работали три года, даже дольше. Доложили эмиру и он приказал поставить их в большой суффе нового серая. Поставили и кушк украсили. Каждый, кто в тот день видел убранство, тому впоследствии все, что он видел, /540/ казалось ничтожно. Так, по крайней мере, мне, не знаю, как другим. Престол весь был из червонного золота, от него подымались вверх узорочья наподобие древесных ветвей, со множеством вставленных в них самоцветов. Поставлены были перила, сплошь украшенные драгоценными каменьями, престол был накрыт шадурваном из румского узорочного шелка и на нем четыре подушки, шитые золотом и шелком, молитвенный коврик, валик за спинку, четыре подушки, две с этой стороны и две с той стороны. С потолка помещения суффы свисала золоченая цепь почти до венечной суффы и престола, к ней прикрепили венец; сделали четырех бронзовых истуканов по образу людей и водрузили [их] на поставленных на престоле балясинах, так что они, с занесенной для удара рукой, [как бы] охраняли венец. Голове от венца беспокойства не было, потому что цепочки и балясины прочно его придерживали, и он приходился над[1268] шапкой падишаха[1269].
Эту суффу убрали коврами, румскими узорочными шелками с золотом и букаламуном[1270] с золотом и поставили [в ней] триста восемьдесят сидений золотых[1271], каждое длиной в один гяз и шириной чуть поменьше гяза; на них были положены лепешечки из камфоры, куски алоэ и амбры, а перед высочайшим престолом — пятнадцать яхонтов руманских[1272] и бадахшанских, изумрудов, жемчужин и бирюзы. В беседке[1273] приготовили стол и посередине стола — кушк из халвы до потолка и на нем много...[1274]
1269
Этот царский венец из золота и драгоценных камней весил 70 менов. Zainu'I Akhbar, 103. В переводе на метрический вес это составляет 47,6 кг.