В четверг[1280] эмир, да будет им доволен Аллах, начал поститься, а пищу в сем месяце рамазане он ел с недимами и близкими людьми. Прием он открывал ежедневно два раза и просиживал долго, по обычаю отца, покойного эмира, /543/ да будет им доволен Аллах, ибо на сердце у него было тревожно, и было от чего. Но раз нагрянула судьба, размышлять и обдумывать совершенно бесполезно. В среду, в четвертый день сего месяца[1281], эмир почти до часа пополуденной молитвы сидел в большой суффе нового кушка и занимался разными делами, потом он встал и вышел на хазру. Мой наставник уже собирался было удалиться из дивана, как приспел один конный из числа тех всадников, кои были поставлены на гурской дороге; при нем имелась спешная почта с наброшенным кольцом и запечатанная, [надписанная] рукой Бу-л-Фатха Хатими, заместителя начальника почты в Герате. Мой наставник принял ее и вскрыл. В ней оказался свиток, тоже запечатанный. Прочитав несколько строк, он обомлел; затем свернул письмо и сказал, чтобы завернули в обертку и поставили печать спешной почты. Он позвал Бу Мансура, диванбана, и послал его с устным сообщением [кумиру]; тот отправился.
Наставник мой был сильно удручен и задумчив, так что всем дебирам стало ясно, что произошло очень большое событие. Диванбан Бу Мансур возвратился обратно без письма и сказал: “Он зовет”. Наставник мой пошел и оставался у эмира до часа предзакатной молитвы. Потом он пришел в диван, передал мне ту записку Бу-л-Фатха Хатими и сказал: “Запечатай и спрячь в хранилище для важных деловых бумаг”. Он ушел и дебиры тоже. После я прочитал записку, Бу-л-Фатх Хатими писал: “Сего дня Субаши приехал в Герат и с ним двадцать гулямов. Амиль Бу Тальха Шейбани отвел ему хорошее помещение, послал множество яств и в час предзакатной молитвы отправился к нему вместе со слугой [государя] и гератскими вельможами. Субашп был совсем сокрушен сердцем, и все его ободряли, говорили что с тех пор, как мир стоит, такое бывает. У великого султана, долгие лета ему, войска, снаряжения и припасов много. Эдакую беду поправить можно. Слава богу, что хаджиб остался жив. Он плакал и говорил: “Не знаю, как буду смотреть в лицо государю. У меня завязался бой с противниками, как сильнее не бывает, [он продолжался] от зари до часа предзакатной молитвы; вот-вот была бы победа, [но] презренные товарищи мои бросили меня, я был ранен и поневоле пришлось уйти в таком состоянии, как вы видите”. Народ разошелся.
/544/ [Субаши] задержал Бу Тальху и меня, уединился с нами и сказал: “Государя обманывали осведомители касательно врагов — они представляли их государю ничтожными, а я хотел терпеливо довести их до того, чтобы они убрались [сами]. И опять-таки осведомители стали морочить государя, чтобы расхолодить ко мне его сердце, покуда он не приказал окончательно дать решительное сражение. Когда я дошел до врага, он был налегке[1282], готов к бою и спокоен за обозы. Начался бой, сильней коего не бывает; он длился до часа пополуденной[1283] молитвы. Народ наш старался, и победа была уже близка, [однако] на людей напала слабость, каждый цеплялся за шею какого-нибудь осла или за женщину; сто тысяч раз я кричал: не ведите с собой женщин! — они не слушались, покуда враг, увидев такое положение, не стал наседать смелее. Я приказал посередине поля боя натянуть намет и там остановился для того, чтобы последовали моему примеру и продолжали драться и [дабы] не случилось беды. Но они не обратили на меня внимания, пошли своей дорогой и покинули меня одного. Вельможи и предводители — свидетели, что я не провинился. Ежели будет спрошено, они покажут, как случилась беда. В меня попала стрела, мне поневоле пришлась повернуть назад и я о двуконь и человек двадцать гулямов приехали сюда. Все, что было у меня и у тех презренных [товарищей], все попало в руки врага, как я слышал от тех, у кого кони были добрые, кто приезжал вслед за нами. Здесь я пробуду несколько дней, покуда подойдут люди, которые направляются сюда, а потом через Гур поеду ко двору и доложу самолично [государю] обстоятельства. То, что вы слышали, вам надлежит сообщить от моего имени [государю]”[1284].
1284
Ибн Фундук передает любопытный для характеристики Субаши, как военачальника, рассказ своего деда Эмирека Бейхаки, что дед однажды в Нишапуре отправился в Шадьях к Субаши, в распоряжении которого находилось войско в 100000 конных воинов и 200 слонов. В это время сообщили, что в таком-то округе заметили 10 тюркских всадников. Субаши по тревоге поднял войско, начал читать Коран и молиться и попросил также Эмирека Бейхаки усердно помолиться за благополучное его возвращение. Эмирек как мог утешил его, и, выйдя от него, сказал людям: “Солнце этой державы приблизилось к закату”, *** л. 119б.