Приписка эмира Мас'уда, да будет им доволен Аллах: «Превосходительный хаджиб, хорезмшах, да продлит Аллах его величие, пусть доверяет сему письму и не опасается, ибо душа наша на его стороне. Аллах, да поможет судить о законных правах его!»
Когда Абдус и Бу Са'д вернулись обратно, мы уже прибыли в Балх. Они привезли весьма хороший и учтивый ответ со множеством лестных слов, изъявлением рабской верности и весьма прекрасно изложенным извинением за поспешный отъезд. Эмир уединился со мной и Абдусом и сказал; «Мы хорошо постарались и сумели залучить Алтунташа, несмотря на то, что его здорово напугали и он уезжал поспешно. Однако [наше] послание его успокоило, вся его неприязнь исчезла, и человек [снова] счастлив». [Алтунташ] прислал письменные ответы такого содержания:
«О туркестанских ханах. Переписка с ними по благополучном и счастливом прибытии в Балх относится к неотложным обязанностям. Ведь покойный эмир сколько потрудился и [какие] сердства[257] истратил, покуда Кадыр-хан, благодаря могуществу [эмира] и его поддержке, не сделался ханом и дело его не упрочилось. А ныне это следует усилить, дабы дружба стала крепче. Они не то, что настоящие друзья, однако показное дружелюбие будет сохраняться и никаким подстрекательством они заниматься не будут.
Что касается Али-тегина, то он — настоящий враг, змея с оторванным хвостом, брата которого Туган-хана выбросили из Баласагуна[258], благодаря грозной силе покойного эмира. Друг никогда не станет врагом. С ним тоже надобен какой-нибудь договор /92/ и некоторое сближение. Хотя на них нельзя будет положиться, [но] сделать это надо неукоснительно. А когда это будет сделано, области Балх, Тохаристан, Чаганьян[259], Термез[260], Кубадьян[261] и Хутталан[262] надобно будет наполнить народом[263], ибо всякое место, которое [Али-тегин] обнаружит незанятым, он при удобном случае разграбит и разорит.
Что до ходжи Ахмеда, то подобного рода разговоры меня не касаются, и я стою в стороне. То, что по высочайшему мнению лучше и более подходит, то и надобно сделать, ведь люди знают, что между мной и тем несравненным вельможей имеется неудовольствие.
О хаджибе Асиг-тегине. Покойный эмир после смерти Арслана Джазиба вместо Арслана оценил проявленную им [Аси-тегином] доблесть из числа множества достойных людей, какие у него имелись, а видел и знал он и других. Ежели бы он не был достоин столь знатной должности, то покойный эмир не назначил бы. Государю он сослужил хорошую службу. Нельзя все только прислушиваться к людским толкам, надобно блюсти и благо государства.
Поскольку государь в послании, кое соизволил [прислать] слуге своему, дал разрешение и распоряжение посредством переписки показать благоразумный образ действий, то он и высказал одно соображение сему доверенному человеку[264] — оно хорошо известно самому государю, в моих словах и в словах прочих слуг нужды нет — что покойный эмир [свой] срок отжил и, предоставив государю весьма могущественную державу и прочное основание для царства, он отошел [в иной мир]. Ежели высочайшее усмотрение одобрит, то пусть никто не находит смелости и возможности переменить [хотя бы] одно из правил [покойного эмира], ибо [тогда] перевернется основа всех дел. Больше сего слуга [государя] не скажет [ничего], довольно и этого».
Эти слова государю пришлись очень по душе, и мы удалились. На другой день Мус'ади пришел ко мне и передал устное сообщение от хорезмшаха: «Враги, дескать, свое дело сделали, а государь султан [все же] соизволил обо мне, единственном искреннем и верном слуге [своем], высказать то, что достойно его великодушия, и я, мол, знаю, что поправил [дело] ты. Я немного поуспокоился и пошел. Однако пусть государь твердо знает про себя, /93/ что ежели у высочайшего двора впредь случится [хоть] тысяча важных дел, то не стоит и звать, — я ни за что не явлюсь. Но коль скоро нужно будет послать войско или где-нибудь придется сослужить службу, и мне будет повелено быть военачальником и предводителем, то я-де ту услугу окажу и не пожалею ни души, ни тела, ни достояния, ни людей, ибо я видел душевные качества его величества и отлично [их] понял. Не допустят те люди, чтобы какое-нибудь дело шло или покоилось на верной основе. Государь-де тут ни в чем не повинен, виноваты те, кто учат дурному; пусть же он хорошо поймет это обстоятельство.
258
Баласагун — главный город Семиречья. Туган-хан был изгнан оттуда Кадыр-ханом Юсуфом и его сыновьями. W. Barthold, Turkestan... 285.
259
Чаганьян (Саганиан) — область долины реки Сурхан или Сурхандарьи, как ее называют в настоящее время, протекающей по территории Узбекской ССР. Главный город этой области, носивший то же название, находился в 24 фарсангах от Термеза на месте нынешнего города Денау. В городе имелась цитадель, и хотя по площади он был больше Термеза, но по числу населения и по материальному благосостоянию уступал последнему. В X в. в области находилось до 16000 селений. Управлял областью владетель ее, эмир из местной династии, после падения Саманидов подчинявшийся Газневидам.
260
Термез (Тирмиз) — в X—XII вв. большой цветущий город на берегу Аму-Дарьи на месте впадения в нее Сурхандарьи. Он имел большое торговое значение и являлся важной стоянкой для судов, перевозивших товары по Аму-Дарье. На самом берегу, у устья Сурхандарьи, была сооружена сильная крепость. Хотя Термез и прилегающие к нему земли составляли самостоятельную область, однако, как мы увидим ниже, начальник крепости [кутвал], ее гарнизон и чиновники гражданского управления области назначались Газневидами до 1041 г.
261
Кубадьян (Кабадиан) — область между реками Кафирниган и Вахш, притоками Аму-Дарьи, протекающими по территории Таджикской ССР. Главный город области носил то же название.
262
Хутталан — область между реками Вахш и Пяндж. Главным городом, столицей местного эмира, считался Хульбук, стоявший немного южнее нынешнего Куляба, а самым значительным по величине городом считался Мунк, находившийся на месте ныне существующего Бильджуана. Barthold, Turkestan... 69, 71—76; А. М. Беленицкий, Исторический очерк Хутталя..., Мат. и исслед. по археол. СССР, № 15, 127.