Чуть свет меня позвал к себе наставник, и я пошел. Он расспросил меня о том, что произошло, и я ему точно и обстоятельно все рассказал. [Наставник мой] посмеялся, да будет им доволен Аллах, и промолвил: «Сегодня я тебе покажу, что значит понимать и не понимать производство дел». Я пошел к себе, а он сел верхом и поехал. Следом за ним отправился и я. Когда происходил прием у государя, по странной случайности эмир обратился к моему наставнику и спросил: «Я говорил Тахиру, чтобы он передал тебе насчет жалованных грамот мушрифам, они уже составлены?» [Наставник мой] ответил: «Я набросал черновик, сегодня его перебелят, дабы государь просмотрел, а [потом] напишут». «Ладно», — сказал государь. Тахир тихо удалился. Мы вернулись обратно в диван. Бу Наср взял в руку-перо сочинительства и начал составлять указ, а меня посадил перед собой, чтобы я переписывал набело. Так прошло время до часа пополуденной молитвы, и на свет появилась такая жалованная грамота, что все вельможи и садры признались: никто, дескать, подобной жалованной граматы на должность мушрифа [до сей поры] еще не видывал, да и не увидит». Жалованная грамота была переписана мною на дести бумаги почерком мукрамат[405]. [Бу Наср] снес ее к эмиру и прочитал. [Грамота] весьма понравилась, и с нее [потом] изготовляли списки. Тахир сразу сдался и полностью уразумел, чего стоит сам. Впоследствии, до самого его отъезда в Ирак на должность везира, он уже больше не заводил речи с Ташферрашем о занятиях по письменной части. Хотя все произошло [именно] так, наставник мой передал ему на словах через меня сообщение. Я сходил к нему и исполнил поручение, и он воспрял духом и повеселел. После между ними завязались добрые отношения и постоянная переписка. Они [даже] сиживали вместе и попивали вино, ведь наставник мой на сей предмет был в свое время дока, несмотря на кручину. *Да будет над ним милость Аллаха и благословение его!*
ЛЕТОПИСЬ ГОДА ЧЕТЫРЕСТА ДВАДЦАТЬ ВТОРОГО
Первое число месяца мухаррама в этом году[406] случилось в субботу. Эмир Мас'уд, да будет им доволен Аллах, в этот день в кушке /149/ Дер-и Абдала'ла перешел в сад, чтобы там жить. Там же разместили и диваны и еще множество построек прибавили там. Когда я туда приехал через год, дехлиз, дергах и дукканы все были другие, их соизволил [построить] этот государь, ибо он столь хорошо разумел строительство зданий, что зодчих не ставил ни во что. Вот, новые дома, которые вы видите в Газне, достаточно свидетельствуют [об этом]. В Нишабуре, в Шадьяхе дергахов и майданов не было; их он тоже начертил своей рукой, — один прекрасный серай и несколько маленьких сераев и майданов, так что [там] стало так, как [теперь]. В Бусте, в Дешт-и Човган[407], он повелел соорудить разные пристройки в Ляшкергахе эмира[408], своего отца так что и посейчас некоторые стоят на месте. Сей царь был мастером во всяком деле, *господь да помилует его и да будет славно поминание имени божиего*.
Из Герата через людей Бу Сахля Завзани было отправлено письмо [государя], чтобы ходжа Ахмед, сын Хасана, явился ко двору, и Ченги, начальник крепости, освободил его от уз[409]. Ходжа Ахмед говорил ранее хаджибу Арьяруку, салару Хиндустана, что твое, дескать, имя как будто запачкано. Лучше поедем со мной к государю, вот увидишь, я скажу государю, что следует, и ты вернешься сюда обратно [одаренный] почетной одеждой и обласканный, потому что дела пришли в порядок и теперь на престол царства воссел такой великодушный и мягкосердный государь, как эмир Мас'уд. Арьярук не устоял перед соблазном, на него подействовали чары этого большого человека, и он поехал с ним. В пути он оказывал ходже столь много услуг, что им конца-краю не было. В ту пору из людей пера не было никого знатней, чем он. Досточтимый ходжа Абдарреззак, старший сын ходжи Ахмеда, сына Хасана[410], был заключен в крепости Нендене[411]. Сариг, виночерпий, освободил его согласно повелению [государя] и доставил к отцу. Сын в присутствии отца много благодарил Сарига, а ходжа промолвил: «Я ему еще больше благодарен», — [потом], обратившись к Саригу, сказал: «Возвращайся назад в Нендене, потому что пограничное место нельзя оставлять без начальника[412]. По приезде ко двору я о тебе /150/ доложу [государю], про то, что тебе полагается [касательно] повышения в чине, ты получишь». Сариг повернул обратно, а великий ходжа, не спеша, доехал до Балха, явился на служение к эмиру, отдал поклон и изъявил смиренность и покорность. Эмир тепло его расспросил [о том, как он поживает], удостоил [царского] покровительства и милостиво с ним] побеседовал. Ходжа откланялся и удалился. Остановился он во [вновь] отстроенном доме, три дня отдыхал, а затем явился ко двору.
407
ГФ и АП — ***; BM— ***, CH ***. Ниже, на стр. 648, 765 и 791, эта же, по всей вероятности, местность названа *** — так что настоящее название остается под сомнением.
408
*** — дословно “месторасположение войск, военный лагерь”; так назывался военный городок в одном фарсанге от Буста на дороге в Газну. Археологические изыскания, начатые в 1949 г., обнаружили до сих пор три группы развалин, представляющих собой остатки дворцов, зданий административных учреждений мечети, казарм и др., относящихся к времени первых Газневидов. Самый большой дворец был южный, на берегу Гильменда, по-видимому, в местности, носившей упомянутое в предыдущем примечании название. Место, где в настоящее время производятся раскопки, известно под названием Лашкари Базар, D. Schlumberge Les fouiles de Lashkari Bazar, "Afghanistan", 1949, No 2; d o, La grande mosque de Lashkari Bazar, "Afghanistan", 1952, No 2; do, Le palais Ghaznevide de Lashka Bazar, "Syria", XXIX, 1952; ***