Каждый, кто прочитает сию макаму, /172/ должен смотреть на нее как на поучительный пример и мудрое назидание, а не глядеть на нее как на сказку, дабы твердо уяснить [себе], какие были и есть великодушные люди. В повестях о халифах я прочел один рассказ поры Му'тасима, он немного похож на то, что я рассказал, но происходило все страшнее. Я счел за нужное привести его [здесь], ибо книга, особенно историческая, украшается такими вещами, ведь слово расцветает от слова, дабы для читателей возросло удовольствие, и [книга] больше читалась, ежели будет угодно Аллаху, велик он и всемогущ!
Исмаил, сын Шихаба, говорит: «Я, дескать, слышал от Ахмеда, сына Абу Дуада, — а Ахмед сей был человек, который вместе с должностью главного судьи исправлял еще и должность везира, был самым знаменитым везиром своего времени и служил трем халифам, — как он рассказывал: «Однажды, в пору Му'тасима, я проснулся в полночь и сколько ни ухитрялся, сон ко мне не шел. На меня напала сильная печаль и тоска, причины коей я не мог понять. Что-то случится, — подумал я про себя. Крикнул гуляма, постоянно находившегося при мне, звали его Селам, и велел ему сказать, чтобы оседлали коня. «Господин, — ответил он, — сейчас полночь, завтра не твой черед, ведь халиф сказал тебе заняться таким-то делом, и приема у него не будет. А ежели ты намерился повидать кого-нибудь другого, то опять же сейчас не время выезжать». Я промолчал, ибо понимал, что он рассуждает правильно. Однако, я не находил себе покоя, и сердце подсказывало, что что-то стряслось. Встал, крикнул слугам, чтобы зажгли свечи, пошел в баню и умыл руки и лицо, но покоя все не было, покуда я вдруг не пошел и не оделся. Оседлали осла, я сел верхом и поехал.
Куда я еду, я совсем не понимал. Наконец, я сказал себе, что лучше всего направиться во дворец, несмотря на очень ранний час. Ежели примут — хорошо, а ежели нет, то вернусь обратно, быть может, это наваждение исчезнет из моего сердца. Поехал во дворец. Добравшись туда, я известил дежурного хаджиба. Тот сразу же вышел ко мне и спросил: «Что означает [твой] приезд в такую пору? Тебе же хорошо известно, что повелитель верующих со вчерашнего дня /173/ предается развлечению, и ты некстати». — «То, что ты говоришь, совершенно верно, — ответил я, — но все же доложи государю о моем прибытии. Ежели можно будет, он соизволит меня принять, а ежели нет, я удалюсь». — «Хорошо», — промолвил он, сейчас же доложил, сразу ж вернулся и сказал: «Пожалуйста, [государь] принимает, войди». Я вошел и увидел Му'тасима в глубокой задумчивости, одного. Он ничем не был занят. Я произнес приветствие, он ответил на него и сказал: «О Бу Абдаллах, почему ты так поздно пришел? Я уже давно дожидаюсь тебя». Услышав это, я оторопел. «О повелитель верующих, я пришел очень рано, полагал, что государь почивает, и даже сомневался, примет ли он меня или нет?» — «Разве ты не знаешь, что случилось?» — спросил он. — «Не знаю, — сказал я». «Мы принадлежим Аллаху и к нему мы возвращаемся! — воскликнул он, — садись же, послушай».
Он рассказал: «Этого пса, нахала, полубезбожника Бу-л-Хасана Афшина в силу того, что он сослужил [нам] добрую службу, сокрушил Бабека Хурремдина[451] и долгое время воевал, покуда его не схватил, мы за то безмерно возвысили и возвели на очень высокую ступень. Поэтому он стал беспрестанно доискиваться у нас, чтобы мы развязали ему руки в отношении Бу Дулефа ал-Касима, сыча Исы ал-Кереджи ал-Иджли[452], дабы забрать [себе] его добро и владение, а [самого] убить — ты ведь знаешь до чего доходит между ними вражда и нетерпимость — но я ему ничего на это не отвечал, потому что Бу Дулеф человек достойный, для дела полезный и имеет старые заслуги, да к тому же и у тебя с ним дружба. Но вчера вечером я совершил промах, Афшин долго упрашивал, я несколько раз отказывал, однако он не отставал, и я, наконец, согласился. А теперь я в ужасе, ибо нет сомнения, что как только наступит утро, Бу Дулефа схватят — он, бедный, ничего не знает — и отведут к Афшину, получившему свободу действия, и тот его сейчас же загубит».
«Боже мой, боже мой! — воскликнул я, — о повелитель верующих, ведь это же убийство, которое господу богу, велик он и всемогущ, не будет угодно!» Я начал читать стихи из Корана и предания и затем сказал: «Бу Дулеф — слуга государя и арабский конник. Хорошо известно, что сделал он в области Джибаль, сколько совершил подвигов и сколько раз подвергал жизнь опасности, покуда не ушел на покой. Ежели этот человек падет, то родичи и люди его молчать не станут, они возмутятся, и подымется великая смута». Халиф ответил: «О Бу Абдаллах! То что ты /174/ говоришь, совершенно верно, и для меня не тайна. Но я [теперь] бессилен, ибо Афшин вчера вечером заручился моей поддержкой, и я обязал себя торжественной клятвой не изымать [Бу Дулефа] из его рук и не давать повеления его вызволить». — «Как же помочь этой муке, о повелитель верующих?» — спросил я. «Я не знаю иного средства, как поехать тебе сейчас же к Афшину. Ежели он не примет тебя, ты ворвись и приступи к этому делу с просьбой, мольбой и плачем, но, само собой, от меня ему никаких сообщений, ни мало, ни много, не передавай и ничего не рассказывай. Может быть он уважит тебя, ибо знает твой сан и чин, и откажется от Бу Дулефа, не станет его губить и препоручит тебе. Ну, а ежели он ходатайство твое отвергнет, значит, такова судьба, и помочь делу никак нельзя».
452
Бу Дулеф ал-Касим б. Иса ал-Иджли — аббасидский полководец и поэт. Основатель династии Дулефидов в Курдистане (ок. 825 — ок. 898). ГФ, 173 со ссылкой на ***; С. Лэн-Пуль. Мусульманские династии, 102.