История моего заключения
Это случилось в Ленинграде 19 марта 1938 года. Секретарь Ленинградского отделения Союза писателей Мирошниченко вызвал меня в Союз по срочному делу. В его кабинете сидели два неизвестных мне человека в гражданской одежде.
— Эти товарищи хотят говорить с вами, — сказал Мирошниченко. Один из незнакомцев показал мне свой документ сотрудника НКВД.
— Мы должны переговорить с вами у вас на дому, — сказал он.
В ожидавшей меня машине мы приехали ко мне домой, на канал Грибоедова. Жена лежала с ангиной в моей комнате. Я объяснил ей, в чем дело. Сотрудники НКВД предъявили мне ордер на арест.
— Вот до чего мы дожили, — сказал я, обнимая жену и показывая ей ордер.
Начался обыск. Отобрали два чемодана рукописей и книг. Я попрощался с семьей. Младшей дочке было в то время 11 месяцев. Когда я целовал ее, она впервые пролепетала: «Папа!». Мы вышли и прошли коридором к выходу на лестницу. Тут жена с крикам ужаса догнала нас. В дверях мы расстались.
Меня привели в Дом предварительного заключения (ДПЗ), соединенный с так называемым Большим домом на Литейном проспекте. Обыскали, отобрали чемодан, шарф, подтяжки, воротничок, срезали металлические пуговицы с костюма, заперли в крошечную камеру. Через некоторое время велели оставить вещи в какой-то другой камере и коридорами повели на допрос.
Начался допрос, который продолжался около четырех суток без перерыва. Вслед за первыми фразами послышалась брань, крик, угрозы. Ввиду моего отказа признать за собой какие-либо преступления, меня вывели из общей комнаты следователей, и с этого времени допрос велся, главным образом, в кабинете моего следователя Лупандина (Николая Николаевича) и его заместителя Меркурьева. Этот последний был мобилизован в помощь сотрудникам НКВД, которые в то время не справлялись с делами, ввиду большого количества арестованных.
Следователи настаивали на том, чтобы я сознался в своих преступлениях против Советской власти. Так как этих преступлений я за собою не знал, то, понятно, что и сознаваться мне было не в чем.
— Знаешь ли ты, что говорил Горький о тех врагах, которые не сдаются? спрашивал следователь. — Их уничтожают!
— Это не имеет ко мне отношения, — отвечал я.
Апелляция к Горькому повторялась всякий раз, когда в кабинет входил какой-либо посторонний следователь и узнавал, что допрашивают писателя.
Я протестовал против незаконного ареста, против грубого обращения, криков и брани, ссылался на права, которыми я, как и всякий гражданин, обладаю по Советской Конституции.
— Действие конституции кончается у нашего порога, — издевательски отвечал следователь.
Первые дни меня не били, стараясь разложить меня морально и измотать физически. Мне не давали пищи. Не разрешали спать. Следователи сменяли друг друга, я же неподвижно сидел на стуле перед следовательским столом — сутки за сутками. За стеной, в соседнем кабинете, по временам слышались чьи-то неистовые вопли. Ноги мои стали отекать, и на третьи сутки мне пришлось разорвать ботинки, так как я не мог более переносить боли в стопах. Сознание стало затуманиваться, и я все силы напрягал для того, чтобы отвечать разумно и не допустить какой-либо несправедливости в отношении тех людей, о которых меня спрашивали. Впрочем, допрос иногда прерывался и мы сидели молча. Следователь что-то писал, я пытался дремать, но он тотчас будил меня.
По ходу допроса выяснялось, что НКВД пытается сколотить дело о некоей контрреволюционной писательской организации. Главой организации предполагалось сделать Н. С. Тихонова.[1] В качестве членов должны были фигурировать писатели-ленинградцы, к этому времени уже арестованные: Бенедикт Лившиц,[2] Елена Тагер,[3] Георгий Куклин,[4] кажется, Борис Корнилов,[5] кто-то еще и, наконец, я. Усиленно допытывались сведений о Федине и Маршаке. Неоднократно шла речь о Н. М. Олейникове, Т. И. Табидзе, Д. И. Хармсе и А. И. Введенском, — поэтах, с которыми я был связан старым знакомством и общими литературными интересами. В особую вину мне ставилась моя поэма «Торжество Земледелия», которая была напечатана Тихоновым в журнале «Звезда» в 1933 году. Зачитывались «изобличающие» меня «показания» Лившица и Тагер, однако прочитать их собственными глазами мне не давали. Я требовал очной ставки с Лившицем и Тагер, но ее не получил.
На четвертые сутки, в результате нервного напряжения, голода и бессонницы, я начал постепенно терять ясность рассудка. Помнится, я уже сам кричал на следователей и грозил им. Появились признаки галлюцинации: на стене и паркетном полу кабинета я видел непрерывное движение каких-то фигур. Вспоминается, как однажды я сидел перед целым синклитом следователей. Я уже нимало не боялся их и презирал их. Перед моими глазами перелистывалась какая-то огромная воображаемая мной книга, и на каждой ее странице я видел все новые и новые изображения. Не обращая ни на что внимания, я разъяснял следователям содержание этих картин. Мне сейчас трудно определить мое тогдашнее состояние, но помнится, я чувствовал внутреннее облегчение и торжество свое перед этими людьми, которым не удается сделать меня бесчестным человеком. Сознание, очевидно, еще теплилось во мне, если я запомнил это обстоятельство и помню его до сих пор.
Не знаю, сколько времени это продолжалось. Наконец, меня вытолкнули в другую комнату. Оглушенный ударом сзади, я упал, стал подниматься, но последовал второй удар в лицо. Я потерял сознание. Очнулся я, захлебываясь от воды, которую кто-то лил на меня. Меня подняли на руки и, мне показалось, начали срывать с меня одежду. Я снова потерял сознание. Едва я пришел в себя, как какие-то неизвестные мне парни поволокли меня по каменным коридорам тюрьмы, избивая меня и издеваясь над моей беззащитностью. Они втащили меня в камеру с железной решетчатой дверью, уровень пола которой был ниже пола коридора, и заперли в ней. Как только я очнулся (не знаю, как скоро случилось это), первой мыслью моей было: защищаться! Защищаться, не дать убить себя этим людям, или, по крайней мере, не отдать свою жизнь даром! В камере стояла тяжелая железная койка. Я подтащил ее к решетчатой двери и подпер ее спинкой дверную ручку. Чтобы ручка не соскочила со спинки, я прикрутил ее к кровати полотенцем, которое было на мне вместо шарфа. За этим занятием я был застигнут моими мучителями. Они бросились к двери, чтобы раскрутить полотенце, но я схватил стоящую в углу швабру, и, пользуясь ею, как пикой, оборонялся насколько мог, и скоро отогнал от двери всех тюремщиков. Чтобы справиться со мной, им пришлось подтащить к двери пожарный шланг и привести его в действие. Струя воды под сильным напором ударила в меня и обожгла тело. Меня загнали этой струёй в угол и, после долгих усилий, вломились в камеру целой толпой. Тут меня жестоко избили, испинали сапогами, и врачи впоследствии удивлялись, как остались целы мои внутренности — настолько велики были следы истязаний.
1
Родился в семье ремесленника-цирюльника (парикмахера). Учился сперва в начальной городской школе, затем — в Торговой школе, где в числе прочего преподавали коммерческие науки, товароведение, стенографию. Бросил учёбу, чтобы помогать своей малоимущей семье. Поступил писцом в Главное морское хозяйственное управление.
В 1915 году был призван в армию, где служил в гусарском полку. В 1918 году вступил в Красную армию, в 1922 году был демобилизован.
Тихонов рано начал писать стихи. Первая публикация относится к 1918 году. В молодости поэт был последователем Гумилева, испытал также мощное влияние творчества Киплинга. В 1920-х поэт вошел в литературное объединение «Серапионовы братья», опубликовал поэму «Сами». Первые сборники стихов («Орда» и «Брага») вышли в 1922 году; они так и остались вершиной творчества Тихонова. Многие стихотворения в этих сборниках стали классикой жанра баллады: «Баллада о гвоздях», «Баллада о синем пакете», «Дезертир». Эти книги вызвали огромный интерес читателей; на протяжении 1920-х годов Тихонов оставался одним из самых популярных советских поэтов.
С конца 1920-х годов поэт много ездил по стране, в частности на Кавказ. Внимательно изучал жизнь и историю народов Кавказа. Занимался переводами грузинских, армянских, дагестанских поэтов. В 1935 году впервые поехал в Западную Европу с советской делегацией на Конгресс в защиту мира в Париже. Неоднократно выступает с политическими заявлениями, поддерживающими линию советского руководства.
Во время Великой Отечественной войны работал в Политуправлении Ленинградского фронта. Писал очерки и рассказы, статьи и листовки, стихи и обращения. Стихи этого периода вошли в книгу «Огненный год» (1942), самое известное произведение военных лет — поэма «Киров с нами».
В послевоенный период Тихонов пишет меньше, что было связано с значительными общественными нагрузками. С 1949 года Тихонов был председателем Советского комитета защиты мира, в 1950 году стал членом Всемирного Совета Мира. Побывал в составе советских делегаций в ряде стран Европы и Азии. Герой Социалистического Труда (1966), трижды лауреат Сталинской премии (1942, 1949, 1952), лауреат Ленинской премии (1970). Поэт скончался 8 февраля 1979 года в Москве. Незадолго до смерти, выступая по советскому радио, вспоминал о своём учителе Гумилёве (чьё имя было тогда под запретом) и цитировал его стихи.
2
После революции, в 1922 г. Бенедикт Лившиц переселился в Петроград.
Его наследие помещается в трех небольших книгах: книге собственных стихов, книге стихотворных переводов и книге воспоминаний. Можно спорить о преимуществах каждой из них, но все вместе они составляют то, что называется именем Бенедикта Лившица, оригинального поэта, наблюдательного и умного мемуариста, личности во всех отношениях интересной и примечательной.
Самая известная книга Бенедикта Лившица — «Полутораглазый стрелец», книга воспоминаний и размышлений, вышла в 1933 году.
В октябре 1937 года Лившиц был арестован, а 21 сентября 1938 расстрелян как враг народа. (По официальной версии, умер от сердечного приступа 15 мая 1939).
Во время следствия по делу, не выдержав пыток, оговорил Н. Заболоцкого.
3
Закончила частную гимназию М. Н. Стоюниной (1913), поступила на историко-филологический факультет Высших женских Бестужевских курсов (не окончила). Начала публиковать стихи в 1915 году, вошла в Кружок поэтов при Пушкинском обществе в Петербургском университете, участвовала в Пушкинском семинаре С. А. Венгерова. Познакомилась с Ю. Тыняновым, Ю. Оксманом, А. Блоком, О. Мандельштамом, Л. Добычиным. Вышла замуж за поэта и филолога-пушкиниста Георгия Маслова (1895–1920), летом 1917 года уехала с ним к его родным в Симбирск, где он вступил в в Добровольческую армию. Работала у белых в Поволжье, затем — на советской службе в Самаре, сотрудничала с американской организацией помощи Герберта Гувера (АРА). После смерти мужа вернулась в Петроград в декабре 1920 года.
В 1922 году обвинена в шпионаже, выслана на два года в Архангельск. Возвратилась в Ленинград в конце 1927 года.
Публиковала прозу и переводы, сотрудничала с Издательством писателей в Ленинграде. В 1929 году выпустила книгу рассказов «Зимний берег» (переиздан в 1931), еще несколько книг прозы. Входила в группу Перевал (1929–1932), принята в Союз писателей (1934).
В марте 1938 года вновь арестована по делу, сфабрикованному на Николая Тихонова, по которому был арестован и Заболоцкий. Помимо Тихонова, по делу «разрабатывалось» большое число других ленинградских писателей, осуждены вместе были Заболоцкий, Тагер и Бенедикт Лившиц (расстрелян). Под пытками Тагер подписала показания против Заболоцкого (в 1951 году, при новом аресте, отказалась от них). Приговорена к 10 годам исправительно-трудовых работ. Срок отбывала на Колыме и под Магаданом. Освобождена в 1948 году. Жила в Бийске.
В 1951 году в третий раз арестована и выслана на спецпоселение в Казахстан. В сентябре 1954 году освобождена, в 1956 году вернулась в Ленинград.
Реабилитирована, восстановлена в Союзе писателей.
4
Родился в деревне Игнатьево под Нижнеилимском в крестьянской семье. Окончив в деревне Черемхово школу-трехлетку, Георгий в 1914 году поступил в Нижнеилимское начальное училище.
Осенью 1918 года после окнчания училища, пешком, ушел в уездный Киренск, где успешно сдал вступительные экзмены в учительскую семинарию.
В 1925 году окончил Петроградский государственный университет, куда за успехи в обучении был переведен из Иркутского университета.
После окончания университета и службы в армии Георгий Куклин поселился в Ленинграде. Работал учителем в школе фабзавуча, библиотекарем, редактором в издательстве «Красная газета».
Первое большое произведение Георгия Куклина — повесть «Краткосрочники» — появилось в издательстве писателей в Ленинграде в 1929 году.
Рассказы и очерки молодого писателя печатались в ведущих литературных журналах — «Красной нови», «Литературном современнике», «Звезде», «Резце», в основанном А.М. Горьким журнале «Наши достижения». Георгий Куклин, подобно метеору, стремительно входил в самую гущу литературной жизни тридцатых годов. Он знакомится и сближается с Николаем Зарудиным, Николаем Заболоцким. Сердечным его другом становится писатель Иван Катаев вместе с которым входил в литературную группу «Перевал».
После писательского съезда в 1934 году различные литературные группировки перестали существовать. Закрылись многие издательства. Работать стало труднее. Писатель уходит от злободневных тем современности в историю. В 1935 году в Москве новым центральным издательством «Советский писатель» выпущен роман Куклина «Учителя». Он повествовал о событиях начала века — жизни политических ссыльных в Сибири в период первой мировой войны.
В 1938 году Георгий Куклин подвергся необоснованному аресту и погиб тридцати шести лет от роду, в расцвете творческих сил. О времени кончины писателя нет пока точных данных. Вдова писателя называла 1938 год. «Кратная литературная энциклопедия» указывает ноябрь 1939 года и место смерти — Красноярск.
5
Родился 16 (29) июля 1907 года в селе Покровское Нижегородской губернии (ныне Семёновского района Нижегородской области), в семье сельского учителя.
Первые публикации отдельных стихов Корнилова относятся к 1923 году.
В конце 1925 года поэт уезжает в Ленинград, чтобы показать свои стихи Есенину, но уже не застаёт его в живых. Он входит в группу «Смена» под руководством В. М. Саянова, и там его вскоре признают одним из самых талантливых молодых поэтов России.
В 1926 году Корнилов — вместе с Ольгой Берггольц, также участницей «Смены», — поступил на Высшие государственные курсы искусствоведения при Институте истории искусств. Борис и Ольга вступили в брак, который, правда, оказался недолговечным. Корнилов не задержался и на искусствоведческих курсах.
В 1928 году у него выходит первая книга стихов «Молодость». Затем в 1933 году появляются сборники «Книга стихов» и «Стихи и поэмы».
В 1930-х годах у Корнилова выходят поэмы «Соль» (1931), «Тезисы романа» (1933), «Агент уголовного розыска» (1933), «Начало земли» (1936), «Самсон» (1936), «Триполье» (1933), «Моя Африка» (1935). Писал также песни («Песня о встречном», «Комсомольская-краснофлотская» и др.), стихотворные агитки («Вошь»), стихи для детей («Как от мёда у медведя зубы начали болеть»).
В 1932 году поэт пишет о ликвидации кулачества, и его обвиняют в «яростной кулацкой пропаганде». Частично реабилитирует его в глазах советских идеологов поэма «Триполье» — она посвящена памяти комсомольцев, убитых во время кулацкого восстания.
В середине 1930-х годов в жизни Корнилова наступил явственный кризис, он злоупотреблял спиртным.
В октябре 1936 Корнилова исключают из Союза писателей. В 1937 году, а разгар массовых чисток и политических процессов Корнилова арестовывают в Ленинграде. Он расстрелян 21 февраля 1938 года.
Посмертно реабилитирован.