В 1906 году, в период революционного подъема по инициативе и под руководством Шушкова в Нюксенице было организовано потребительское общество[143]. Оно имело мелочную лавочку и сельскохозяйственный склад, который был пионером по внедрению первых плутов с деревянным грядилем Боткинского завода[144]. Лавочка торговала очень слабо. Во-первых, не было средств, так как в обществе было всего 25–30 членов, паевые были, кажется, рубля два или три, да и те не были собраны полностью. А, во-вторых, в Нюксенице были крупные торговцы, ворочавшие десятками тысяч, конкурировать с ними было немыслимо.
Вот в эту лавочку меня пригласили продавцом, или, как тогда называли, приказчиком. Зарплату мне предложили 10 рублей в месяц. Не имея представления о торговле, я долго не решался на это, но невыносимое положение, созданное отношением ко мне отца, понудило меня согласиться. Насколько я был опытен в делах подобного рода, можно судить по тому, что я принял лавку от своего предшественника Попова Василия Степановича (того, что когда-то был моим учителем) таким образом: он вышел из-за прилавка, а я зашел, он мне подал ключи, а я их принял, тем передача и завершилась.
Никто мне не объяснил, да и некому было это сделать, как вести торговлю, где брать средства и где доставать товары.
Ценного в лавке было разве только 900 штук кос, которые лежали, как мертвый капитал, а остальной разной мелочи, тоже неходкой, было рублей на сто с небольшим. Наличных денег — ни копейки.
Вскоре я увидел, что попал в скверное положение. Торговать было совершенно нечем, иногда за целый день выручишь 20–30 копеек, а ведь мне нужно было и питаться: из дому носить отец не особенно позволял, а наоборот, даже ждал, что я что-нибудь в дом приобрету.
Такое положение, а также отношение правления, членов которого я никак не мог зазвать, чтобы потолковать, как быть, толкнуло меня брать в лавочке кое-что из мелочи для дома. Впрочем, все это было такое малоценное, что не могло покрыть теряемое мною время. Наконец, окончательно потеряв надежду собрать членов правления и не видя никакого выхода, я запер лавочку, приложил к замку печать, а ключ и печать отнес председателю. Он отказался принять их, тогда я положил их на стол и ушел домой.
Вот теперь правление собралось. Пригласив некоторых пайщиков, они произвели, так сказать, ревизию, что поценнее растащили по домам и составили акт о растрате на сумму 110 рублей.
Так наша первая нюксенская кооперация прекратила свое существование. Меня потом судил земский начальник, присудил 7 суток ареста. Это, конечно, пустяк, но как тяжело было мне, когда меня честили виновником гибели потребобщества. Я же не имел возможности доказать, что ничего не мог тут сделать, что дело было погублено до меня.
В это время я прошел призыв[145]. Меня по льготе в армию не взяли, даже не осматривали врачи, я был зачислен в ратники ополчения 1-го разряда[146]. Стал я похаживать на вечерины, на которые собирались девицы со всей деревни с «пресницами» (прялками), и на игрища — это когда девицы собирались без работы, поиграть и поплясать с парнями. Но чувствовал я здесь себя неловко, особенно с девицами, я не знал, о чем с ними говорить и как себя держать. Вести себя развязно, как это делали мои товарищи, я не мог. Мне даже было за них неловко, когда они позволяли, на мой взгляд, довольно неприличные выходки, хотя я замечал, что это не роняло их в глазах девиц, а, скорее, наоборот.
Плясать я не мог из-за своей дефектной ноги. Из-за нее же я и в избу старался заходить незаметно, чтобы не обратили внимания на мою косолапость. Вообще этот недостаток меня очень стеснял, я с завистью смотрел, как плясали, откалывая коленца своими здоровыми и крепкими ногами, мои товарищи.
Но оказывается, по своей мнительности я преувеличивал свои недостатки. В этом я убедился, когда, прожив со своей женой лет 15, однажды рассказал ей, как я в молодости стеснялся их, девиц, из-за своей косолапости (а она была из числа бойких на язык, первая плясунья и песенница, именно ее и ей подобных я стеснялся больше всего). Она удивленно спросила: «А ты косолапый, что ли?» Да, говорю, матушка, есть такое дело, и ты уж извини, что я так поздно сознаюсь, самой надо было смотреть. Я прошелся перед нею по комнате и, посмотрев, она заключила: и верно, говорит, косолапый, а я и не замечала. Но неужели, говорю, от людей-то ты не слыхала об этом? Нет, отвечает, не слыхала. А я-то думал тогда, что все за моей спиной только о том и говорят, что я косолапый.
143
Потребительские общества — одна из форм кооперации, появившаяся в России с конца 1860-х годов. На основе вступительных взносов члены потребительского общества открывали лавку (иногда — склад), где продавали товары дешевле, чем у частных торговцев. В начале XX века в условиях постоянного роста цен в российской деревне ежегодно возникало около 1000 таких обществ. Как правило, они торговали лишь самыми необходимыми товарами. (Ред.)
144
Грядиль — продольная рама плуга. Боткинский (Боткинский) завод — казенный машиностроительный завод в Вятской губернии, принадлежавший Горному ведомству. (Ред.)
145
Призыв осуществлялся по окончании осенних полевых работ с 1 октября по 1 ноября. Согласно военным реформам 1905–1912 годов, к исполнению воинской повинности ежегодно призывались молодые люди, которым к 1 января данного года исполнилось 20 лет. (Ред.)
146
В конце XIX — начале XX века потребность в солдатах была меньше числа призывников, в связи с чем законодательство допускало разного рода льготы по призыву. Иван Юров мог получить льготу как «единственный способный к труду сын при отце, способном к труду, если он не имел другого сына, достигшего 16 лет». Лица, освобожденные от действительной военной службы, зачислялись в ополчение (войсковой резерв), куда входили также отслужившие в армии. Записанные в ополчение именовались «ратниками» и делились на два разряда. В ратники 1-го разряда попадали физически годные к службе. В ратники 2-го разряда — физически негодные и те, кто являлся единственным кормильцем в семье. Ратники ополчения могли быть мобилизованы во время войны для пополнения действующей армии (1-й рязряд) и тыловой службы (2-й разряд). (Ред.)