«Да вот, — говорю, — я невесту сосватал, так нужно бы поводить нас в церкви вокруг столика». Вначале он без придирок начал намечать день венчанья, но потом, очевидно, надумал поприжать безбожника. «А ведь вот дело-то какое, Юров, до заговенья[198] осталось одно воскресенье, а перед венчаньем полагается сделать три оглашения[199], для этого нужны три воскресения или праздника, чтобы сделать их во время службы». Я понял, что поп просто придирается, меня это взвинтило, и я решил, как говорится, пойти с большого козыря. «Так нельзя, отец Николай, венчать без трех оглашений?» — «Да, — отвечает, — нельзя, по крайней мере, я этого не допускаю».
«Так, — говорю, — а вот напиться до того, чтобы валяться в грязи, как свинья, и потерять требник[200] и крест (с ним это случилось в Нюксенице недели за две перед этим) — это вашим церковным уставом допускается?» Я ожидал, что он взбесится, закричит, но он, изменившись в лице, молча повернулся и убежал в другую комнату. Вскоре ко мне вышла попадья и сказала, чтобы я зашел завтра, сегодня батюшка ничего не скажет.
Назавтра он меня встретил в той же комнате тем же вопросом, а я ответил, что пришел опять по тому же делу. На этот раз он предложил мне самому наметить день венчания, любой из тех, в которые это уставом церкви допускается. Я выбрал день и спросил, не повенчает ли он меня в долг. «Нет, — говорит, — ты, безбожник, мне потом не уплатишь, приезжай венчаться с деньгами». В цене сошлись на четырех рублях. Позже он у нашего соседа Гриши Васина говорил: «Я напугался вашего политикана, думал, что он напишет на меня донос в консисторию»[201].
И вот, наконец, наступил день свадьбы. К нам съехались гости — зятья, сестры, дяди, тетки и прочие, человек 30. Всей этой оравой мы на лошадях с колокольцами в первый вечер отправились на «смотры» к невесте. Приехав к ее дому, мы должны были ждать, когда выйдут встречать нас гости с невестиной стороны во главе с ее родителями. В это время невеста по обычаю должна причитать: «Не пускай-ко ты, батюшко, чужого чуженина, не отдавай-ко ты, батюшко, меня, красную девицу» и т. п., но я категорически настоял, чтобы этих причетов не было.
Наконец нас ввели в избу и пригласили за стол, где гости заняли каждый свое место, строго по рангу, как бояре в допетровской Руси. За столом мы долго сидели без дела, пока невесту «наряжали», потом «выводили» и, наконец, я должен был принять ее у «вывожельницы», кажется, заплатив выкуп, и посадить к себе за стол. После этого я и мои гости, посмотрев невесту, должны были выйти в сени на совещание, а вернувшись, сказать, «поглянулась» ли невеста. Все это была лишь проформа, так как не бывало случаев, чтобы в «смотры» заявили, что невеста не «поглянулась». По-видимому, все эти обычаи имели корни в далеком прошлом.
После всей этой процедуры нас пригласили раздеваться, и началось пировство. Увлеченные общим примером, пили водку и мы с невестой. Я и теперь удивляюсь, почему я тогда не пьянел, хотя пил много. Когда все изрядно выпили, мой отец и мой будущий тесть вдруг заспорили. Отец стал требовать, чтобы у невесты была мягкая «постеля» из оленьей шерсти, а тесть отвечал, что как было «уговоренось» раньше, так и будет. Я заметил неладное, когда уж они друг на друга порядком ощетинились. Отец по отношению к тестю держал себя свысока, причисляя себя к более «хорошим» людям. Я понял, что для избежания серьезного конфликта необходимо мое вмешательство, встал за столом, как на нынешнем собрании, и обратился к отцу с короткой почтительной речью в том смысле, что, мол, напрасно он беспокоится о постели — спать-то ведь на ней не ему, а мне. Отец остыл и примирительно сказал: «Ну, мне шчо, я для Ваньки хлопотал, а раз ему не надо, так и мне наплевать». После этого старики больше уже не ссорились. На следующий день я в сопровождении крестного, крестной и других положенных по штату чинов поехал к невесте, чтобы везти ее к венцу. Как и накануне, мы опять были рассажены за столом, а невесту в это время наряжали в подвенечное платье. По настоянию тетушек — блюстительниц обычаев на этот раз, прежде чем привести невесту ко мне за стол, ее заставили-таки «попричитать».
198
Заговенье — время перед продолжительным постом, когда можно есть скоромную, не постную пищу. Судя по всему, речь идет о заговенье на Рождественский пост — день памяти апостола Филиппа 14 (27) ноября. Во время самого поста венчание было запрещено. Таким образом, свадьба автора расстроилась и вновь наладилась в течение двух месяцев: от праздника Рождества Богородицы до Филиппова дня. (Ред.)
199
Оглашение — объявление о том, что бракосочетаются такие-то и не знает ли кто-нибудь к этому препятствий. (Авт.)