Если говорить о настроениях всего населения нашей Нюксенской волости в периоды до революции 1905–1906 годов и после нее, до начала войны в 1914 году, то надо отметить большую разницу.
До революции, с тех пор, как я начал понимать, я видел, что над людьми висит какой-то вечный кошмарный страх. То и дело распространялись и упорно держались разные слухи вроде того, что в таком-то году будет кончина мира, придет антихрист или в такой-то день будет огненный дождь. Дня этого ждали с ужасом и когда он проходил, все становились повеселее.
В конце девяностых годов три года подряд был червяк, поедал все озимые. На этой почве тоже возникали разные суеверные слухи. В нашей семье собирательницей их была тетка Спиридоновна, жена дяди Николая. Бывало, в часы отдыха или во время обеда, ужина начнет неспеша рассказывать: «Вон, в Кокшеньге[225] дак один мужик насобирал червей полон кузов[226], принес домой да и высыпал их в топившуюся печь. А они там и заговорили человечьим языком: „Зачем ты, раб божий, нас жгёшь, мы ведь не сами пришли ваш хлеб есть, а нас господь послал“».
Или, когда на смену чарков (кожаная обувь вроде опорков), нарукавников (род кофты старинного покроя) и курточек (то же, но без рукавов) стали появляться полусапожки (ботинки) и кофты в талию, она рассказывала: «Вон в Городишне[227] дак нашли в одном месте полный овин полусапожок да кофтов-то. Народ сбежался смотреть на это диво, а как только собралось много-то народу, овин-от и пыхнул. Не успили люди опомниться, а тут только один пепел». А то еще: «Приснилась пресвятая богородица одной девке то ли в Городишне, то ли в Брусенце[228]. Не носи, говорит, раба божья, пояса столбам[229] (были тогда в моде такие, широкие, вершка 2,5–3, носили их, распустив концы наравне с сарафаном, выткан он был из разноцветной шерсти, напоминая спектр, отсюда название), а закопай его в землю, а потом, через 40 дней, выкопай. Ковда выкопала девка-та пояс-от, а тут вместо пояса-то змея, вся такими же полосами, как и пояс».
И всему этому верили, никто этих слухов не опровергал. В Нюксенице говорили, что дело было в Богоявленье, а в Богоявленье говорили, что в Брусенце и т. д. и слухи держались упорно. Самые серьезные, почтенные люди с серьезным видом рассказывали, что там-то такой-то колдун оборотил волками целую свадьбу. Потом охотники убили одного волка да стали очинивать (снимать шкуру), а у волка-то под шкурой цепь серебряная (носили тогда женщины побогаче такие цепи на шее, во всю грудь, в виде ленты с полвершка шириной), перстенек обручальный да сережки — оказывается, это невеста была волком-то оборочена.
А о царе тогда иначе не говорили, как это земной бог. Когда дошел слух о смерти Александра Третьего[230] (я еще не ходил в школу), все у нас сделались невеселые, как будто надвигалось большое несчастье. Бабушка мне говорила: «Молись, Ванюшка, твою молитву скорее господь услышит, чтобы другого-то царя на престол посадили, а то ведь, не дай бог, завоюют нас разные супостаты». Понятно, что и я представлял в детстве царя каким-то всемогущим существом, коль он, живя так далеко, хранит нас от «супостатов».
Такие представления в людях были очень крепки. Когда волна первой революции докатилась своими отзвуками и до деревень Нюксенской волости, до тех пор тихие, богомольные мужики заходили по деревне с красными флагами, распевая «Отречемся от старого мира», «Смело, товарищи, в ногу», «Вихри враждебные веют над нами»[231] и другие подобные песни. В то же время такие же мужики смежного сельского общества — Уфтюги[232], но более отсталые, были настолько этим напуганы (вероятно, с помощью тех, в чьи расчеты это входило), что многие из них боялись показываться в Нюксеницу даже по делам. Среди них крепко держалось мнение, что нюксяне предались антихристу. А нюксяне, посмеиваясь над уфтюгской темнотой, в это время стремительно росли, так стремительно, что уфтюжане смогли догнать их только после Октябрьской революции.
Правда, и многие из нюксян, распевавших тогда «Отречемся от старого мира», потом, после 1908 года, предпочитали петь «Спаси, Господи, люди твоя» (молитва за царя), но все же сдвиг в умах был большой. Богом земным царя уж никто не считал, а очень многие желали ему скорого свержения и казни. Суеверия дикого стало меньше, религиозность ослабла, даже диких, бессмысленных драк по престольным праздникам стало меньше.
До революции считалось похвальным для мужика покуражиться над своей бабой. Бывало, в праздники, когда подвыпьют, каждый наперебой спешил похвалиться, как он заставил свою в ноги кланяться, сапоги снимать, а за то, что неумело снимала, как он ее пнул, и как она покатилась по полу, а потом опять кланялась в ноги и просила прощения. Или как он, возвращаясь пьяным домой, кричал «Жена, встречай!», а она, чтобы не прозевать, давно уже ждала на улице, хотя бы это было и в трескучий мороз, и, едва услыхав, бежала навстречу, всячески стараясь угодить, чтобы не получить побоев от своего повелителя.
225
Кокшеньга — места за Уфтюгой, по речке того же названия. Волостной, ныне районный центр — Тарногский городок. Нюксяне смеялись над «кошарами» за то, что они «в печах моются». (Л. Ю.)
227
Городишка — соседняя Богоявленская (по имени села) волость, в верховьях речки Городищны. (Л. Ю.)
228
Брусенец — деревня на правом берегу Сухоны, 25 км от Нюксеницы вверх по течению, центр волости. (Л. Ю.)
229
Пояс столбам — то есть «столбами». Чуть ли не по всей Вологодчине в творительном падеже множественного числа конечный звук «и» опускается. (Л. Ю.)
231
«Отречемся от старого мира» — «Рабочая Марсельеза» — русская революционная песня на мотив французского гимна «Марсельеза», «Вихри враждебные веют над нами» — «Варшавянка», «Смело, товарищи, в ногу» — популярные революционные песни конца XIX — начала XX века. (Ред.)
232
Уфтюга — соседняя волость, расположенная по течению реки того же названия, впадающей в Сухону у деревни Березовая Слободка, на 7 км выше Нюксеницы. Жителей этой волости нюксяне дразнили: «Уфтюжак — соломенная бачина (пузо)» (Л. Ю.) Разница в восприятии новых веяний жителями двух волостей, вероятно, объясняется расположением: основные селения Нюксенской волости находились на берегах крупной судоходной реки Сухоны. Нюксяне более активно, чем уфтюжане вовлекались в торговые отношения с более крупными населенными пунктами речного пути из центра страны на Север — Вологдой, Великим Устюгом и Архангельском. (Ред.)