Были у меня сказки и о Еруслане Лазаревиче, и о Бове-королевиче[30]. Позднее меня сильно интересовали где-то взятые отцом книги «Францыль Венциан» и «Английский милорд Георг»[31]. Он позволял себе такую вольность, читал кроме Евангелия, Псалтири, Часослова и эти книги, но бабушка его за такое чтение ругала и часто прятала их от него. Но мне больше нравилось, когда он читал эти книги, нежели «Божье Слово», потому что после чтения божьего слова он всегда делался придирчивым и злым. «Францыля Венциана» он часто читал вслух кому-нибудь из зашедших на беседу соседей, а позднее заставлял это делать меня. И даже бывали случаи, что хвалил меня за мое чтение, говоря кому-нибудь из слушателей: «Ванько у нас дородно[32], росставно читает, надо его заставить почитать». И я это охотно делал.
Вот таким образом я не сделался совершенно неумеющим читать. А уменье кое-как писать я сохранил благодаря тому, что мы с бабушкой часто писали письма дяде Мишке во Владивосток. Письма наши почти целиком состояли из поклонов, например, такого рода: «Еще кланяется тебе брат твой Яков Иванович и супруга ево Настасья Ивановна и желают тебе от Господа Бога доброго здравия и всяково благополучия и в делах рук ваших всяково успеха…» И тут я прослыл как очень «складно» пишущий письма, поэтому вскоре со всей деревни начали ходить ко мне с просьбами их писать. Дело в том, что все, ходившие в школу, очень скоро делались опять почти неграмотными, письмо написать сносно могли немногие[33]. Восстанавливали способность немного читать и писать только те, кто попадал в солдаты, так как тогда приходилось читать письма домашних и писать ответы.
Прочитанное «Слово Божие» я в 10–12 лет пытался претворять в богоугодные дела. То я незаметно от домашних налагал на себя пост, стараясь как можно меньше есть, то при каждом случае старался проповедовать, что является грехом, чего не следует делать. Бывали случаи, что моя сестра Марика и ее сверстницы, хотя и были старше меня на 3–5 лет, наслушавшись от меня разных страхов про ад и про дьяволов, отказывались идти на игрища, а некоторые из них, в том числе и Марика, начали всерьез проситься у родителей отпустить их «в монашенки».
Да я и сам однажды, следуя примеру Иоанна Кущника[34], решил уйти в монастырь, спасать душу. Тайком от своих, даже от бабушки, я приготовил себе котомочку с хлебом, положил туда две пары белья, приготовил письмо, положил его за иконы на божницу и ночью, когда все заснули, вышел из дому.
Но когда я вышел из деревни, мне стало страшно: ночь была темная. И я вернулся домой. Так об этом никто и не узнал. Было мне тогда 11 лет, но мысль уйти в монастырь не оставляла меня до 1905 года, пока я не познакомился с нелегальной литературой. Но об этом ниже.
Прочитав про Пафнутия Боровского[35], который, чтобы быть праведным, ночью, когда другие монахи спали в своих кельях, тайно приносил им воду и ставил к дверям, я решил последовать его примеру. Как-то наши соседи «Мавчёнковы» привезли и свалили у двора еловую хвою для подстилки скоту. Но ее, прежде чем использовать, нужно было помельче изрубить или, как у нас говорили, очистить. Так вот я, когда все спали, выходил ночью с топором и чистил эту хвою. Мое счастье, что никто не застал меня за этим делом, а то от насмешек не было бы прохода: ведь даже люди верующие считают такие крайности смешными. Меня и так в это время частенько называли то «апостолом», то «астроломом»[36], но в этих кличках не было злой насмешки, скорее чувствовалось признание того, что я больше знаю. В самом деле, ко мне нередко обращались солидные, пожилые соседи с вопросами: когда они именинники или когда будет тот или другой праздник. Это меня подбадривало и побуждало еще больше читать.
Однажды в масленицу на братчине[37], где чуть ли не вся деревня пировала в одной избе, ко мне обратился один солидный седой старик, Федоско Киршонок, в прошлом флотский матрос, прослуживший семь лет, но оставшийся неграмотным, чтобы я ему что-нибудь рассказал. И я начал ему рассказывать вычитанное мною из Всеобщего Русского Календаря[38] о том, что до солнца столько-то миллионов верст, и что солнце больше земли. В наш разговор вмешался другой старик, Васька Кузнецов, который рванул меня за ухо и сказал моему собеседнику: «Чево ты тут с ним, с „пащонком“[39], рассусоливаешь!» Но Федоско заступился за меня и сказал тому, что я, хоть и маленький, но знаю больше его в сто раз. Каким ликующим шел я тогда домой!
30
Еруслан Лазаревич, Бова-королевич — герои русского фольклора, широко известные по лубочной литературе XVIII–XIX веков. Лубочная литература издавалась специально для малограмотных слоев населения и представляла собой сильно упрощенные, примитивные книги, снабженные яркими картинками. Основой для лубочной литературы служили произведения фольклора, западные романы, жития святых и т. п. (Ред.)
31
Средневековый рыцарский роман «История о храбром рыцаре Францыле Венциане и о прекрасной королевне Ренцывене» в переработке А. Филиппова и «Повесть о приключениях английского милорда Георга и бранденбургской маркграфини Фридерики Луизы» М. Комарова — произведения лубочной литературы. (Ред.)
33
По сведениям 1873 года в Нюксенской волости из 1242 человек мужского населения грамотными были лишь 68. Женщин грамотных не было. Средний показатель грамотных мужчин в российской деревне в 1890-е годы составлял 27 %. (Ред.)
34
Преподобный Иоанн Кущник — святой, живший в V веке в Константинополе. Сын богатых родителей, он покинул родной дом и ушел в монастырь, однако потом вернулся и, никем не узнанный, жил в нищете в шалаше (куще) рядом с домом родителей до смерти. (Ред.)
35
Преподобный Пафнутий Боровский — святой XV века, отличался строгостью монашеской жизни. Уже в старческом возрасте изнурял себя тяжелой работой. (Ред.)
36
Астролом — астроном, наблюдатель за звездами, в народной речи это слово часто употреблялось в ироническом ключе. (Ред.)
37
Братчина — общее застолье, часто посвященное какому-либо важному для сельской общины празднику. (Ред.)
38
Всеобщий Русский Календарь — настольная книга с множеством полезных и занимательных сведений, издававшаяся И. И. Сытиным с 1884 года. Подобные издания отличались доступностью и дешевизной, выпускались большим тиражом и предназначались для «народного» читателя. (Ред.)