Выбрать главу

История одного дня

Повести и рассказы венгерских писателей

Кальман Миксат

Два нищих студента

Повесть

Глава I. Студенты тетушки Добош

Два-три века назад (а когда обращаешься к седой старине, большое ли значение имеют какие-то сто лет?) жизнь в дебреценской семинарии была такой же шумной, что и нынче. Ведь образ жизни студентов не меняется, да и сами они тоже. Недаром же один добрый человек из Хайдусобосло, приехав со своей матушкой в Дебрецен, где он уже побывал однажды, лет пятнадцать назад, воскликнул: «Посмотри-ка, мать, эти школяры с тех пор ни чуточки не выросли».

Ну конечно, не выросли; они вечно такие же, всегда одинаковые, хотя каждый раз — иные, новые. И профессора тогдашние тоже мало чем отличались от нынешних, только шляпы у тех были треугольные да платье другого покроя (знаменитый профессор Хатвани[1] появился в семинарии позднее).

Да и квартирные хозяева были такими же дородными и добродушными, что и нынче. Хотя лучшими тогда считались пансионы не Яноша Надя и госпожи Кишпетер, как нынче, а дядюшки Буйдошо и тетушки Добош.

Тетушка Добош проживала в приземистом одноэтажном доме на улице Чапо, неподалеку от славного учебного заведения. В выходившей на улицу части здания помещалась мясная лавка под живописной вывеской, изображавшей распотрошенную свинью, кроваво-красные внутренности которой уже издали бросались в глаза прохожим (вывеска эта принадлежала, между прочим, кисти одного семинариста, который позднее уехал в чужие страны и там сделался знаменитым художником). Окна хозяйских покоев выходили во двор, а дальше шли комнаты студентов-квартирантов. Это были каморки, до отказа заставленные койками, на каждой из которых по двое спали семинаристы-первачишки, — считалось, что вдвоем они еще кое-как могут сойти за одного «философа» или «поэта»[2]. Ибо отдельная койка у тетушки Добош, как и обращение «domine»[3] у профессоров, полагалась начиная с «риториков»[4].

«Муж Добошихи», — а именно так называли его милость (и, как вы сами вскоре убедитесь, к тому имелись все основания), — был по профессии мясником. Смыслил он, правда, в этом ремесле немного, но поскольку от отца своего, тоже содержавшего пансион для студентов, он унаследовал уже известную нам намалеванную свинью, то пришлось и ему в интересах сохранения «фирмы» стать мясником, хотя в Дебрецене и тогда уже было так же много мясников, как нынче в Вене — докторов.

Впрочем, это его занятие было хорошо хотя бы потому, что единственная радость тетушки Добош состояла в откармливании до жиру — все равно, какое бы живое существо ни попало к ней в руки, — будь то поросенок или школяр.

Она держала постоянно по сорок — пятьдесят свиней и по десятку платных квартирантов-студентов. А сверх этих десяти еще двух (по ее самоличному выбору) — бесплатно.

«Платные» вносили по восьми пенгё ежемесячно и получали от хозяйки буквально все необходимое, включая материнские советы и тумаки.

В городе много судачили о пансионе тетушки Добош, и часто-часто можно было услышать: «Добошиха-то с ума спятила, сама же за школяров и доплачивает!»

А иные, в особенности злой сосед Иштван Перец, даже в глаза ей говаривали:

— Эх, кума, кума! Непорядок это! Вы бы давали школярам мяса поменьше, а тумаков побольше! Куда лучше пошло бы дело!

Но, к счастью, господин Перец не имел большого влияния на тетушку Добош, и студенты по-прежнему получали обильные завтраки, а одновременно и укоры. Потому что сердце-то у хозяюшки было доброе, зато языком она перемывала косточки всякому, кто только ей на глаза попадался. Люди, мало знавшие Добошиху, могли бы подумать: не человек, а дракон.

С самого раннего утра начинался в доме Добошихи страшный тарарам: первым делом доставалось ее мужу, с которым хозяйка обращалась на редкость плохо, часто била его и не раз вышвыривала за дверь. Один раз от сильного толчка хозяин даже упал у порога, но, привыкнув сносить все унижения, поднялся, с удивительнейшим спокойствием, отряхнул с платья пыль и укрылся в лавке, недовольно ворча себе под нос:

— Ну погоди ж ты, баба! В конце концов я или ты — дому голова?! Счастье твое, что ты сейчас сюда не выскочила, я бы тебе показал!..

Старый Добош поступил в данном случае подобно Сципиону, который, рассказывают, едва вступил на африканский берег, так споткнулся и упал, однако не растерялся и гордо воскликнул: — Земля Африки, я крепко держу тебя в своих руках!

вернуться

1

Хатвани Иштван (1718–1786) — венгерский ученый. После его смерти вокруг его имени возникло множество полуфактических легенд. (Здесь и далее прим. переводчика).

вернуться

2

3-й и 4-й классы семинарии.

вернуться

3

Господин (лат).

вернуться

4

2-й класс.