В Новгороде действовало несколько судов: княжеский, посадничий, церковно-владычий и суд тысяцкого. Население боярских и монастырских владений подлежало вотчинному суду. Многообразие судебных органов в Новгороде отвечало сложным политическим отношениям между княжеской властью и боярским правительством, между Новгородским государством и церковью, между боярами и городскими ремесленниками. При такой пестрой структуре судебных органов, казалось, должна быть различной и величина езда. К сожалению, сохранившиеся источники не позволяют ответить на этот вопрос.
Новгородская судная грамота не устанавливала стоимость пересылки позовок. Только из акта, данного Двинской земле в 1397–1398 гг., можно узнать, что отправитель судебной повестки платил тот же езд. Грамота определила езд от Орлеца (центр области) до Нижней Тоймы в 30 бел[12]. Между этими пунктами, если ехать вдоль Северной Двины, около 20 верст. Езд брался в оба конца. Так что получается примерно полкопейки за каждые 10 верст пути [11].
Стоимость пересылки позовок из Москвы в другие города была установлена в 1497 г. Судебником Ивана III. В нем статья 30 называлась «Указ о езде». Некоторые археографы, такие, как С. В. Юшков и Л. В. Черепнин, считают, что «Указ о езде» был принят правительством задолго до создания Судебника и при выработке общерусского свода законов вошел без изменения в его состав [12].
«Указ о езде» назначил тарифы для пересылки позовок из столицы в пятьдесят три города. Для этих городов была установлена постоянная величина езда. Исчислялась она в среднем шесть денег (три копейки) за 10 верст пути. В шесть раз выше, чем в Новгороде! Поэтому новгородские купцы и не хотели принимать московский «Указ о езде». Так же, как в Двинской уставной грамоте, езд брался в оба конца. Для некоторых мест прогоны были установлены произвольно. Хотя Коломна, Серпухов, Можайск и Клин удалены от Москвы на разные расстояния, езд до них был одинаковый — полтина (50 копеек). Еще более разительной была разница при исчислении проезда по южной дороге. От Москвы до Малоярославца без малого 100 верст, а до Калуги почти 150. До первого езда — полтина, до второго — рубль.
Интересно отметить стоимость пересылки позовок еще в некоторые города: «до Звенигорода 2 гривны (20 копеек), до Козельска рубль с четвертью, до Белева тож…. до Дмитрова 10 алтын (30 коп.)…. до Переславля 20 алтын, до Ростова рубль, до Еро-славля (Ярославля) рубль с четвертью, до Вологды пол — 3 рубля (2 руб. 50 коп.)…. до Двины и до Колмогор (Холмогор) о руб-лев московскаа, до Володимира рубль с четвертью…. до Суздаля рубль с четвертью…. до Новагорода Нижнего пол — 3 рубля…. до Твери рубль…. до Новагорода Великого пол — 3 рубля московска» [13].
Во времена грозного царя Ивана IV Васильевича в 1550 г. был выпущен новый Судебник. В отличие от старого кодекса в «Указ о езде» были добавлены стоимости проезда до Пскова, Смоленска, Иван-города, Лук Великих и Торопца, незадолго до этого вошедших в состав русского государства. Заканчивался указ следующей весьма примечательной фразой: «А где будет болши того верст, ино имать по тому ж разчету» [14]. Комментаторы этой статьи Судебника считают, что последнее указание косвенно подтверждает, что официальные лица могли посылаться не только из Москвы. В то же время законодатель не мог предусмотреть все возможные случаи поездок чиновников из одного города в другой и устанавливает лишь общий принцип исчисления причитающихся посланному сумм [15].
Сын Ивана Грозного Федор безо всяких изменений включил в свой Судебник 1589 г. «Указ о езде» из отцовского свода законов. Принцип исчисления прогонов был изложен следующим образом: «А езду имати на версту по денге, колко верст не буди» [16].
Законы о пересылке судебных повесток имели огромное значение для развития системы связи в России. Они установили единую таксу за отправления. Величина езда показывает, во что обходилось передвижение по дорогам русского государства в средние века. Судебные исполнители в большинстве случаев везли только одну позовку, поэтому езд, как мы увидим ниже, в точности соответствовал прогонам, которые получали ямщики. Поэтому, возможно, формула Судебника 1589 г. «хочет лошадь найми» имела в виду, что судейские могли пользоваться ямскими подводами.
Их называли почтальонами
Создание русского централизованного государства настоятельно требовало расширения ямской гоньбы. Это было осуществлено великим князем Московским Иваном III.
Старинные акты той поры донесли до нас около 1600 названий мест, где княжеские гонцы могли получать подводы и корма. В своем духовном завещании 1504 г. Иван III писал: «А сын мои Василеи в своем великом княженьи держит ямы и подводы на дорогах по тем местам, где были ямы и подводы на дорогах при мне» [17].
Несколько раньше устанавливается наказание за самовольное взятие подвод. Около 1430 г. великий князь Василий Васильевич Темный освободил на пять лет жителей села Бисерово (в современном Ногинском районе Московской области) от яма и подвод. Всякого нарушившего княжеский указ ожидала кара: «А что у них кто возьмет или чем их изобидит, быти от меня в казни» [18].
Иван III пошел дальше своего отца. Он стал назначать в местности, временно освобожденные от ямской повинности, специальных приставов.
Собственно должность пристава была известна задолго до правления Ивана III. Так называли судебных чиновников. Теперь же стали назначаться официальные лица, в обязанность которых входило следить за соблюдением правил ямской гоньбы — ямские пристава.
Первое упоминание о приставе в таком качестве встречается в грамоте Ивана III от 6 июня 1481 г. Этим документом Филипп Петрищев назначался в села Троице-Сергиева монастыря, расположенные по реке Воре (в современном Пушкинском районе Московской области), для защиты крестьян от притеснений проезжающих. Ему было приказано следить, чтобы ездоки «в троицких селах и в деревнях тех сел не ставились, ни кормов бы есте, ни проводников не имали, ни лугов не травили, ни гонцы бы мои подводы и проводников и у них не имали». А если кто будет забирать подводы насильно, то их было велено «ссылать доловь», попросту говоря — гнать прочь. Указ предписывал приставу обеспечивать лошадьми гонцов с ратными вестями, а также лиц, «с кем моя будет грамота на имя в монастырские села, кому будет дати подводы» [19].
Такие грамоты назывались подорожные.
Самая ранняя из дошедших до нас русских подорожных относится к 1294–1304 гг. Ее дал сын Александра Ярославича Невского владимирский великий князь Андрей атаману Андрею Крицкому и его сыну Кузьме для проезда по Северной Двине к Белому морю. К сожалению, этот интереснейший документ остался только в списке XV–XVI вв. Хранится он в Ленинграде в Государственной публичной библиотеке имени М. Е. Салтыкова-Щедрина:
«От великого князя Ондрея к посадникам, и к скотникам, и к старостам. Како есмь докончал (заключил мир) с Новымъ городом, ходите трем ватагам моим на море: а ватамман Ондреи Критцкыи, отъ дают с погостов корм и подводы по пошлине; а сын его Кузма како пойдет с потками (птицами) по данничу пути, дадят ему корму и подводы, по пошлине с погостов» [20]. Содержание грамоты в общем-то ясно. «Даннич путь» — дорога, на которой княжеские слуги имели право получать у податного населения (данников) все необходимое для проезда.
Сохранилась форма новгородской судебной повестки-позовки XV в. Возможно, она одновременно служила подорожной для посланных. Если устранить из текста документа имена собственные, то грамоте можно придать вид общей формулы: «От посадника (такого-то), от посадника (такого-то), от сочкого (такого-то). Се позва (такой-то такого-то) на суд дворяны (такими-то)» [213. Здесь недоумение может вызвать двухкратное повторение имени посадника. Дело в том, что в XV в. Новгородом управляли два посадника. А позовка писалась от их имени и имени сотского.
С конца XV в. подорожные, выдаваемые проезжающим, начинают составляться по единой форме. В них предписывалось: «По ямом ямщикам давать подводы от ямы к яму». Некоторые грамоты обязывали кормить на ямах проезжающих. В 1493 г. ехал из Москвы в Великий Новгород «Сенка Зазевидов с немчином». По подорожной им должны были давать по две подводы, а также «куря, да две части говядины, да две части свинины, да соли, и заспы (крупы), и сметаны, и масла, да два калача полуденежные» [22]. Так что от голода проезжающие не страдали.