Как бы то ни было, созвание войска сделалось поводом к окончательному разладу. Ночью явились в Преображенское некоторые стрельцы и другие лица[137] с известием, что в Москве «умышляется смертное убийство на великого государя и на государыню царицу». Петра немедленно разбудили; он ужасно перепугался. Гордон рассказывает: «Петр прямо с постели, не успев надеть сапоги, бросился в конюшню, велел оседлать себе лошадь, вскочил на нее и скрылся в ближайший лес; туда принесли ему платье; он наскоро оделся и поскакал в сопровождении немногих лиц в Троицкий монастырь, куда, измученный, приехал в 6 часов утра. Его сняли с коня и уложили в постель. Обливаясь горькими слезами, он рассказал настоятелю лавры о случившемся и требовал защиты. Стража царя и некоторые царедворцы в тот же день прибыли в Троицкий монастырь. В следующую ночь были получены кое-какие известия из Москвы. Внезапное удаление царя распространило ужас в столице, однако клевреты Софьи старались держать все дело в тайне или делали вид, будто оно не заслуживает внимания».
Как видно, Петр прежде всего думал о своей личной безопасности и даже в первом испуге не заботился о спасении своих родственников. Для него так же, как и для Софьи в 1682 году, Троицкий монастырь сделался убежищем: тут можно было защищаться и в случае необходимости выдержать осаду.
Спрашивалось теперь, которое из двух правительств, московское или троицкое, возьмет верх, то есть будет признано народом, общим мнением, за настоящий государственный центр. Вопрос этот оставался открытым в продолжение нескольких недель: от начала августа до половины сентября. Однако очень скоро, после появления Петра в Троицкой лавре, обнаруживается некоторый перевес юного царя, главным советником которого в это время был Борис Голицын. К людям расчетливым, предвидевшим торжество Петра, принадлежал и полковник Цыклер, до тех пор пользовавшийся доверием правительницы. Он сумел устроить дело так, что в Москве было получено приказание Петра немедленно отправить к нему в Троицкую лавру Цыклера с 50 стрельцами. После некоторых «совещаний и отговорок», как рассказывает Гордон, в Москве решились отправить Цыклера в лавру. Здесь он, разумеется, сделал довольно важные сообщения относительно замыслов Софьи и ее клевретов. Его показания – им даже была подана записка – не дошли до нас. Нельзя считать вероятным, чтобы показания человека, изменившего Софье, а впоследствии и Петру, вполне соответствовали истине.
В Москве тем временем делали вид, что не придают никакого значения удалению Петра в лавру. «Вольно же ему, – говорил Шакловитый о Петре в тоне презрения, – взбесяся, бегать». Однако Софья все-таки считала нужным принять меры для примирения с братом. С этой целью она отправила в лавру, одного за другим, боярина Троекурова, князя Прозоровского, наконец, патриарха Иоакима.
Между тем царь, получив с разных сторон известия о намерениях сестры, приказал, чтобы стрельцы и прочие войска тотчас же были отправлены к нему в лавру. Софья, напротив, велела созвать во дворец всех полковников со многими рядовыми и объявила им, чтобы они не мешались в распрю ее с братом и к Троице не ходили. Полковники недоумевали, колебались. Софья сказала им: «Кто осмелится идти в Троицу, тому велю я отрубить голову». То же объявлено и в солдатских полках. Генералу Гордону, начальнику Бутырского полка, сам Голицын сказал, чтобы он без указа не трогался из Москвы.
Петр повторил приказание немедленно отправить к нему войско, но в Москве нарочно был распространен слух, что эти мнимые приказания присланы без ведома царя. Таким образом, до конца августа в Троицкой лавре находилось немного войска. Однако Софья все-таки считала нужным после того, как посланные в Троицу для объяснения клевреты ее, Троекуров и Прозоровский, не имели успеха, отправить для переговоров патриарха. Иоаким поехал и нашел для себя выгодным остаться у Петра. Такого рода случаи, без сомнения, должны были действовать сильно на общественное мнение.
27 августа в Троицкую лавру отправились некоторые полковники с несколькими сотнями стрельцов. Есть основание думать, что и от них Петр получил разные сведения о намерениях Софьи, Шакловитого и В. В. Голицына. По совету последнего в лавру были отправлены вслед затем некоторые стрельцы, пользовавшиеся особенным доверием Софьи, с целью уговорить уже находившихся в лавре стрельцов возвратиться в Москву. Все это оказалось безуспешным.