Повлиять на парламент и настроить его нужным образом в этом деле было нетрудно, как по причине соперничества между двумя народами и зависти к росту французского королевства в последние годы, так и в силу опасности, что в руках французов окажутся подступы к Англии, если они получат столь удобную приморскую провинцию, богатую портами и гаванями, и что они смогут вредить Англии, вторгаясь в нее или препятствуя ее судоходству.
Не оставила парламент безучастным и угроза, которой подверглись бретонцы, ибо хотя то, что говорили французы, было внешне убедительным[115], тем не менее доводы в глазах толпы всегда слишком слабы, чтобы не оставлять места для подозрений. В результате депутаты решительным образом посоветовали королю встать на сторону бретонцев и спешно послать им помощь, а также с полной готовностью предоставили королю большую субсидию[116] для оказания этой помощи. Но король, желая, с одной стороны, соблюсти приличие по отношению к французскому королю, обязанным которому он себя признавал, с другой же стороны, желая скорее попугать его войной, чем вступить в нее, отправил новое официальное посольство[117], чтобы уведомить французского короля о решении сословий и повторить свое предложение, чтобы французы воздержались от враждебных действий, или же, если войны не избежать, чтобы они приняли как должное, если, побуждаемый своим народом, у которого дело бретонцев, давних друзей и союзников, вызывало сочувствие, он окажет им помощь. При всем том послы должны были заявить, что во имя соблюдения всех договоров и законов дружбы он ограничил действия своих войск помощью бретонцам, но они ни в коем случае не предназначаются для войны с французами, если только последние не будут удерживать за собой Бретань. Но, прежде чем это официальное посольство добралось до места назначения, партии герцога был нанесен сильный удар, и ее влияние начало клониться к упадку. Вблизи городка Сент-Обен в Бретани состоялась битва[118], в которой бретонцы были разбиты, а герцог Орлеанский и принц Оранский взяты в плен; бретонская сторона потеряла шесть тысяч убитыми и среди них лорда Вудвиля и почти всех его храбро сражавшихся солдат. С французской же стороны погибло тысяча двести человек вместе с их предводителем генералом Жаком Галеотом.
Когда новости об этой битве достигли Англии, пришло время королю (у которого уже не оставалось ни малейшего повода продолжать переговоры, у которого перед глазами было зрелище того, как вопреки его надеждам, Бретань быстро ускользает из рук, и который к тому же знал, что из-за его медлительности в прошлом отношение к нему и его доброе имя немало пострадали как в его собственном народе, так и за рубежом) со всей возможной быстротой отправить войска в помощь бретонцам, что он и сделал, снарядив под началом Роберта, лорда Брука, восемь тысяч отборных и хорошо вооруженных солдат, которые, благодаря попутному ветру, через несколько часов высадились в Бретани, тотчас же соединились с бретонскими силами, уцелевшими от разгрома, быстрым переходом разыскали противника и расположились вблизи от него лагерем. Французы, мудро оберегая плоды своей победы и хорошо зная храбрость англичан, особенно когда их силы свежи, оставались в своих надежных укреплениях и твердо решили уклониться от сражения. Но одновременно, чтобы не давать англичанам покоя и утомлять их, они, пользуясь малейшей возможностью, бросали на них свою легкую кавалерию, но и в этих столкновениях они обычно несли потери, особенно от английских лучников.
Но после всех этих успехов скончался Франциск, герцог Бретани, то есть случилось то, что король мог легко предвидеть и что он должен был принять во внимание и учесть в своих планах, если бы соображения престижа (что-то нужно было предпринять) не возобладали над военным расчетом.
После смерти герцога люди, пользовавшиеся в Бретани наибольшей властью, отчасти будучи подкуплены, отчасти предавшись междоусобным раздорам, привели все в состояние полного хаоса, так что англичане, не находя ни головы, ни тела, с которыми можно было бы соединить усилия, озабоченные и недостатком друзей, и опасностью со стороны врагов, а также наступлением зимы, возвратились домой через пять месяцев после высадки[119]. Итак, битва при Сент-Обене, смерть герцога и отвод английских сил послужили причинами утраты (через некоторое время) этого герцогства — событие, послужившее для некоторых поводом упрекать короля в недостатке проницательности, большинством же объясняемое злосчастным временем, в которое ему довелось править.
115
116
117
119
Пока он не услышал о битве при Сент-Обене (28 июля 1488 г.), он надеялся спасти Бретань путем переговоров. Эта битва застала его врасплох: он не ждал, что будет вынужден к прямому вооруженному вмешательству, вовсе не был к нему готов (тем менее, что в Шотландии произошло успешное восстание, и в связи с восшествием на престол нового короля в середине прошедшего месяца он не знал, чего ждать с этой стороны), и было уже слишком поздно. Удар был слишком решающим, чтобы его последствия можно было исправить военной помощью, а, если бы даже Генрих был расположен оказать герцогу Бретани такую помощь, это не было в его силах; прежде чем он мог подготовить свои войска, герцог связал себя Вержерским, или Саблейским, как его иногда называют, договором (21 августа 1488 г.) по которому он обязался не обращаться за иностранной помощью. Только после смерти герцога (9 сентября 1488 г.), когда французский король показал, что он не готов удовлетвориться недавними приобретениями и явно намерен завладеть всем герцогством, Генрих решился предпринять более активные действия для того, чтобы сдержать его. Поскольку зима к этому времени была уже столь близка, что в этом году ни с одной из сторон ничего уже не могло быть сделано, у него оставалось очень много времени; он, однако, использовал это время для подготовки, а не как повод для промедления. Во-первых, он через Большой совет убедился в поддержке своего народа. Затем он продолжил переговоры об условиях помощи Бретани; условия были тщательно продуманными и довольно жесткими, сформулированными так, чтобы оградить его от финансовых убытков. В то же время он должным образом предупредил о своих дальнейших намерениях французского короля и договорился о согласованных действиях с Фландрией и Испанией. Наконец, он созвал свой парламент и добился формального вотирования субсидии; и, когда установилась погода, достаточно пригодная для начала новой кампании, у него уже был готовый к отплытию отряд в 6 000 лучников. Так что ничто не было забыто, и в то же время ни минуты времени не было потеряно.
Равным образом нельзя сказать и того, чтобы его меры оказались безуспешными. Это я объясню в следующем примечании, ибо объяснить это здесь значит внести путаницу в нашу хронологию, затронув события следующего года. В этом месте достаточно вспомнить, что ко времени, о котором говорит здесь Бэкон, а именно к зиме 1488 г., еще не произошло того, что английские войска возвратились, не добившись успеха; они лишь готовились к отправке, и все события, о которых говорится на следующих страницах, имели место либо до, либо во время этой экспедиции.
Версия о возвращении английских войск после безуспешной кампании через пять месяцев с момента отплытия родилась, вероятно, из какого-нибудь небрежного рассказа или случайного упоминания о событии, известном нам из «Писем Пастона». Где-то в конце января 1488/1489 г., за месяц или больше до того времени, когда были готовы к отплытию войска под командованием лорда Брука, какие-то джентльмены и правда отправились в Бретань, но вернулись в Англию сразу же, даже не высадившись, поскольку, вероятно, сочли, что французы слишком сильны для такого небольшого отряда. «Эти джентльмены (пишет Марджери Пастон из Лондона 10 февраля 1488/1489 — а не 1487/ 1488, как полагает издатель), которые сели на корабль, чтобы отправиться в Бретань две недели тому назад, а именно сэр Ричард Эджкомб, сэр Роберт Клиффорд, сэр Джон Тробилвилль и Джон Моттон, главный привратник, возвратились к берегам Англии, кроме одного сэра Ричарда Эджкомба, высадившегося в Бретани и пребывавшего в городе, именуемом Морлэ, который сразу же по его прибытии был осажден французами, и потому едва ли оставшегося в живых; что же касается того города, то он был взят французами, как и город, именуемый Брест; однако замок, по слухам, еще держится».