История правления короля Генриха VII

Примерно в это время у короля родился второй сын, Генрих[186], позднее царствовавший. А вскоре после этого состоялась церемония бракосочетания между Карлом и Анной, герцогиней Бретани[187], за которой он взял герцогство Бретань в качестве приданого, тогда как дочь Максимилиана была незадолго перед тем отослана домой. Когда все это дошло до слуха Максимилиана (который никогда бы не поверил в такую возможность, пока она не стала действительностью, ибо всегда был главным в отношении себя обманщиком, хотя и имел в этом деле прекрасного помощника в лице французского короля) и ему не давала покоя мысль, что одним ударом (а это вдвойне унизительно) ему нанесли поражение как в том, что касалось бракосочетания его дочери, так и в отношении его собственного брака (а в обоих случаях он связывал с браком большие ожидания), он тогда потерял всякое терпение и, отбросив учтивость, которую королям подобает сохранять друг по отношению к другу (даже тогда, когда у них кровь кипит от бешенства), предался злобной брани в адрес персоны и действий французского короля и (тем больше орудуя словами, чем меньше имел возможности действовать) осыпал Карла всеми оскорблениями, какие только мог измыслить, называя его вероломнейшим человеком на земле и утверждая, что брак его есть нечто среднее между прелюбодейством и изнасилованием и что он совершился по справедливому божьему приговору ради того, чтобы (притом, что его недействительность очевидна всему миру) род столь недостойного человека перестал править во Франции. И тотчас же отправил послов[188] как к королю Англии, так и к королю Испании, чтобы побудить их к войне и к заключению наступательного союза против Франции, обещая и со своей стороны участие крупными силами. Вслед за этим король Англии (который, однако, шел своим путем) созвал парламент, что произошло на седьмом году его правления[189], и в первый день его работы (сидя на троне) обратился к лордам и членам палаты общин со следующими словами:

186

Примечание Дж. Спеддинга: Он родился (согласно Стоу) 22 июня 1491 г., откуда следует, что Бэкон считал временем этих переговоров весну того года, а не весну 1490 г., когда они состоялись в действительности.

187

Примечание Дж. Спеддинга: Они сочетались браком в замке Ланже, в Турени, 6 декабря 1491 г.

188

Примечание Дж. Спеддинга: Исправление одной важной даты обычно делает необходимой коррекцию и всего остального. Бэкон, полагая, что окончательный разрыв Генриха с Францией произошел не раньше весны или лета 1491 г. и что бракосочетание Карла и Анны последовало вскоре, принимал это посольство Максимилиана за следующий акт, который будто бы имел место сразу же после бракосочетания. Но когда мы узнаем, что между разрывом и бракосочетанием прошло но меньшей мере полтора года, встает вопрос, что делали Генрих и Максимилиан все это время? И как случилось, что они позволили Карлу беспрепятственно осуществлять свои замыслы в отношении герцогини в течение столь долгого времени? По тщательном изучении Раймера и других доступных в наше время источников окажется, я думаю, что эта версия в значительной мере требует исправления. И повествование Полидора Вергилия дает нам — правда, не сами факты — но некое указание, основываясь на котором можно восстановить истинную картину событий. Он пишет, что Максимилиан, когда его дочь (обрученная с Карлом) была возвращена к нему, начал подозревать существование у Карла замыслов в отношении герцогини; что после этого он послал к Генриху некоего Джеймса Контибальда с предложением объединить их силы против Карла, обязуясь при этом предоставить с своей стороны не менее 10 000 человек на два года и, как только он будет готов к войне, дать знать Генриху, оставив ему шесть месяцев на подготовку; что Генрих, который сознавал, что положение дел в Бретани не допускает дальнейших отсрочек, и по собственному почину собирал войска для ее защиты, был в восторге от этого послания и обещал, то Максимилиан не найдет его неготовым; что тем временем (т. е., как я это понимаю, именно тогда, когда действовало это соглашение между Генрихом и Максимилианом) Карл женился на Анне и заполучил герцогство вместе с герцогиней; что Максимилиан, как только у него прошел первый приступ ярости и он решил, что следует что-то предпринять для возмещения урона, нанесенного его чести, просил Генриха максимально ускорить подготовку к войне с Францией, ибо он скоро уже будет готов; что Генрих, положившись на это обещание, немедленно собрал большую армию и сообщил, что он готов и выйдет в море как только услышит, что готов и Максимилиан; что его посланцы нашли Максимилиана совершенно неготовым; что их сообщение об этом, будучи вполне неожиданным, привело его в состояние сильного замешательства, ибо он боялся, что война будет ему не по силам, если вести ее одному, и что, в то же время, отказ от нее вызовет в народе осуждение; но что, сопоставляя честь и опасность, он выбрал защиту чести, решился напасть на Францию в одиночку, собрал свежие силы и, скрывая от своей армии дезертирство Максимилиана, отплыл в направлении Кале (наконец-то мы добрались до даты) VI. Iduum Septembris (8-й день сентябрьских ид (лат.)) — 6 сентября.

Далее, поскольку здесь нет речи о каком-либо параллельном посольстве в Испанию, мы вполне можем предположить, что задачей Контибальда было не заключение этого тройственного союза между Максимилианом, Генрихом и Фердинандом, который занимал столь важное место в политике Генриха, а какое-то отдельное соглашение, касавшееся только Максимилиана и Генриха. И поскольку о нем говорится как о событии, которое произошло несомненно до бракосочетания, и могло, вопреки всему, что говорится в пользу обратного, произойти задолго до него, постольку — если мы обнаружим следы какого-либо подобного соглашения в любое время в течение предыдущего полугодия и если другие обстоятельства по видимости этому не противоречат — нет нужды отвергать его на основании даты. Такое соглашение было (предположительно) заключено между Генрихом и Максимилианом где-то в конце мая 1491 г.; оно и составило, как я полагаю, подлинное содержание миссии, о которой пишет Полидор, хотя Полидор, ошибшись в дате, соединил и перепутал его с другими событиями сходного рода, происходившими позднее.

Соглашение, которое я имею в виду (а я черпаю информацию главным образом из Лобино, который, по-видимому, тщательно изучил Д'Аржантре), не было, вероятно, частью большого договора между Максимилианом, Генрихом и Фердинандом о совместном вторжении во Францию, который в это время уже был в силе, но не обеспечивал той быстроты действий, которой, похоже, требовали обстоятельства момента. Этот договор был заключен в сентябре 1490 г., что существенно раньше даты, которую назвал бы Бэкон, но прекрасно согласуется с его толкованием политики Генриха, ибо отсюда следует, что Генрих, прежде чем он окончательно порвал с Францией, позаботился о том, чтобы обеспечить себе возможности сначала для военной демонстрации, а затем для принятия условий мира, что и уловил Бэкон в общем ходе событий, несмотря на ошибки Полидора в деталях. Дело представляется таким образом, что Генрих уже получил от Максимилиана и Фердинанда обязательства принять участие в совместных действиях против Карла, так что, если бы они выполнили эти обязательства, он был бы в силах навязать те условия мира, которые бы ему заблагорассудились, если нет, у него был бы достаточный предлог для того, чтобы принять условия, которых удалось добиться. Семя, таким образом своевременно брошенное в землю, дало, как мы увидим, в конечном счете обильный плод в виде Этапльского договора, но это произошло не ранее конца 1492 г.

Карл тем временем, не желая спровоцировать нападение объединенных сил столь внушительного союза, не возобновлял приостановленных военных действий против Бретани и полностью отдался тому, чтобы мирными средствами расстроить помолвку герцогини с Максимилианом. Однако герцогиня не уступала его домогательствам, без сомнения поощряемая к тому зрелищем столь мощных альянсов, и в конце концов публично приняла титул королевы римлян. Это было в марте 1490 — 1491 г., т. е. в то время, когда, как полагает Д'Аржантре, Карл только что узнал о бракосочетании. Столь решительный шаг побудил его принять более сильные меры и в то же время обеспечил его союзником в лице Д'Альбре, старого искателя руки герцогини, чьи надежды таким образом терпели крах. С помощью этого человека он получил в свое распоряжение важный город Нант, город, которым в начале войны, он, напомним, безуспешно пытался овладеть, который он (предположительно) снова осадил летом 1490 г. и который теперь, 19 февраля 1490/1491 г., был отдан в руки французов. Карл сам вступил в него 4 апреля 1491 г. Получив известие об этом, Максимилиан, в свою очередь разгневанный и обеспокоенный, добился от своего отца-императора созыва Сейма (une Diette des Estates d'Allemagne (Съезда представителей государств, входивших в состав Священной Римской империи (франц.))), проголосовавшего за предоставление ему войска из 12 000 ландскнехтов. В августе их должны были отправить в помощь герцогине, и к ним должны были присоединиться 6000 англичан. Таковы, как я полагаю, были обстоятельства и содержание миссии, о которой пишет Полидор. А поскольку точно известно, что послы отправились из Бретани 24 мая 1491 г., как послы короля и королевы римлян, для того чтобы просить помощи у Генриха, и что Джеймс Контибальд примерно в это же время находился в Англии и от лица Максимилиана вел переговоры о возмещении расходов, понесенных в связи с бретонскими делами, то названная дата и представляется наиболее вероятной датой последнего события — датой немаловажной с точки зрения дальнейших действий Генриха, в связи с которыми нам предстоит решить еще один вопрос.

Соглашение, в чем бы оно ни состояло, было безрезультатным. Сообщается, что некоторые подкрепления были отправлены из Англии (набор несомненно там производился в апреле и мае 1491 г.), но оказались недостаточны, чтобы только с их помощью чего-либо достичь; что, если говорить о ландскнехтах Максимилиана, то Карл, укрепив свои границы, не дал им пройти и присоединиться к его противнику в то время, как он продолжал завоевывать Гинкам; и что герцогиня, видя, как она теряет города, не получая никакой помощи и сознавая, что, к какому бы средству она ни прибегала в борьбе с Карлом — к оружию или третейскому суду, в любом случае он, очевидно, в состоянии нанести ей поражение, отчаялась в конечном счете продолжать сопротивление и согласилась уладить конфликт, став королевой Франции и присоединив герцогство к владениям французской короны.

189

Примечание Дж. Спеддинга: Единственный парламент, созванный на седьмом году правления Генриха, заседал 17 октября 1491 г. Причиной его созыва не могло поэтому быть еще не состоявшееся бракосочетание. Однако если учесть существующую путаницу и неопределенность в изложении и датировке этих событий, это не имеет большого значения. Намерения французского короля тем или иным способом овладеть Бретанью должны были к октябрю достаточно выясниться, и это было бы достаточным основанием для созыва военного парламента.

Но имеется еще одна трудность, не столь легко объяснимая. Нет ничего более ясного и определенного, чем утверждение Полидора Вергилия, что взыскание пожертвований производилось после заседания этого парламента и именно им было санкционировано. «Convocatio principum concilio, primum exponit causas belli sumendi contra Francos; deinde cos pascit pro bello pecuniam. Causas belli cuncti generatim probant, suamque operam pro se quisque offert. Rex, collaudata suorum virtute, ut populus tributo non gravaretur, cui gratificandum existimabat, volluit molliter ac leniter pecuniam a locupletioribus per benevolentiam exigere. Futt id exactionis genus» и т. д. Переводом этого может послужить соответствующее место из Стоу. Король «созвал парламент и заявил на нем, что он по всей справедливости вынужден начать войну против французов и он поэтому желает, чтобы они пожертвовали на ведение этой войны деньги и людей. Всякий признал это дело справедливым и обещал протянуть руку помощи. И с тем, чтобы избавить бедных, он счел за благо сначала взыскать деньги с богатых путем пожертвований, каковой способ сбора денег был прежде в обычае». Нет, с другой стороны, ничего более достоверного, чем то, что указания о сборе пожертвований были изданы более чем за три месяца до того, как собрался парламент, и что ассигнования, утвержденные парламентом, когда он собрался, были не в форме пожертвований, а в форме обычного налога «две пятнадцатых и десятые». Мы, таким образом, сталкиваемся здесь с какой-то существенной ошибкой, которую нельзя устранить сдвигом даты или исправлением небрежного выражения. Возрождение этого вида сборов было делом важным. Последующие слова Полидора показывают, что он понимал, что оно означало, и не мог не придать значения вопросу о том, произошло оно до или после парламента, с парламентской санкции или без нее.

Я убежден, что ошибка лежит глубже, что, как обстоятельства в этом случае почти те же, что в 1489 г., так и ошибка допущена точно такая же, как та, на которую я указал в примечании на с. 258 — 259. Я убежден, что Полидор в том и в другом случае принял Большой совет за парламент; что Генрих в этом случае, как и в том, прежде чем созвать парламент по всей форме, предусмотрительно созвал один из этих квазипарламентов, отчасти чтобы проверить настроения народа, отчасти чтобы привлечь его сочувствие к этому делу, прежде чем он будет в него вовлечен; и что именно Большому совету, собранному в июне 1491 г. или около этого времени, он объявил свое намерение вторгнуться во Францию, попросив одновременно их совета относительно сбора средств.

Для того, чтобы обосновать этот вывод и ответить на возражения, я должен вновь обратиться к приложению. Если я прав, то и факт, и дата окажутся небесполезны как для прояснения повествования, так и в качестве иллюстрации характера и политики Генриха. Можно видеть, что когда французский король овладел Нантом и с очевидностью продолжал двигаться по пути поглощения Бретани, силой ли оружия, через брак или прибегая к третейскому суду, и когда Максимилиан готовился собрать войско в 12 000 человек, чтобы противостоять ему, и звал Генриха присоединиться, что, как я полагаю, было в апреле или мае 1491 г., у Генриха было с чем обратиться к народу. Поэтому, посеяв сначала страх перед французским вторжением и производя демонстративно некоторые военные приготовления, чтобы разогреть кровь и прощупать пульс у народа, он избрал тот же образ действий, который оказался столь успешным в 1488 г., и немедленно созвал — не свой парламент, который, пожалуй, и не мог быть собран так быстро, как того требовали обстоятельства, а Большой совет, который он мог сделать сколь ему было угодно представительным по отношению к парламенту и который, хотя он и не располагал властью издавать законы и учреждать налоги, прекрасно служил как для выражения тогдашнего общественного мнения, так и для того, чтобы реагировать на это общественное мнение. Найдя членов Совета в подходящем расположении духа и уже приняв все задуманные меры предосторожности, он решительно объявил о своем намерении предпринять вторжение во Францию и в связи с этим (используя, вероятно, в качестве предлога чрезвычайность ситуации, не позволявшей ждать результатов обычной процедуры) получил от них рекомендацию и согласие (которые, хотя они и не имели никакой юридической силы, в деле популярном имели силу, для данных целей достаточную) послать уполномоченных для сбора «пожертвований». Был издан (7 июля 1491 г.) соответствующий указ «de subsidio requirendo pro viagio Franciae» (О субсидии, требуемой для похода во Францию (лат.)), который, после преамбулы, где перечислялись причины предстоящей войны, которая представлена здесь как предпринимаемая не «de advisamento consilii nostri», a «ad instantiam et specialem requisitionem tam dominorum spiritualium et temporalium quam aliorum nobilium (По рекомендации нашего Совета, но по настоянию и особому требованию лордов, духовных и светских, и других знатных лиц (лат.)), наделял требуемыми полномочиями ряд лиц, каждое из которых должно было действовать в определенном графстве. Но поскольку эти Большие советы могли давать лишь рекомендации, а их авторитет измерялся убежденностью и личным влиянием членов Совета, Генрих видимо, использовал их как инстанцию, приуготовительную по отношению к настоящему парламенту. Соответственно вскоре и был созван парламент по всей форме; он (с учетом, вероятно, посланного в Бретань подкрепления, на которое должны были частично пойти деньги, собранные в качестве пожертвований, а также более тяжелого положения в этой стране и усилившейся опасности) вотировал новые ассигнования (собирать их должны были, однако, в виде налогов) и принял законы, отвечающие нуждам военного положения.

Если поэтому мы предположим, что нижеследующая речь была обращена к Большому совету в июне 1491 г., что пожертвования собирались по его рекомендации в июле и августе, что какая-то помощь была послана в Бретань примерно в то же время и что парламент собрался 17 октября, то мы внесем в повествование Бэкона все необходимые (насколько мне известно) исправления и обнаружим, что внесенные изменения иллюстрируют и подтверждают его интерпретацию взглядов, политики и характера Генриха.

Нашу догадку подтверждает и то, что из парламентских архивов нельзя понять, что лично ли король открывал октябрьскую сессию 1491 г. или нет, хотя Бэкон излагает дело так, словно Генрих сам сделал свое заявление. Маловероятно, я думаю, чтобы Бэкон утверждал это столь категорически, если бы это был всего лишь вывод из имеющегося у Полидора выражения «exponit causas» (Излагает причины (лат.)) и т. д. Вероятнее, он располагал каким-то более полным изложением самой речи. И не следует думать, что изложение, о котором идет речь, дало бы ему возможность исправить ошибку. Напротив, оно могло придать ей большую достоверность. В то время в обращении должно было находиться множество экземпляров такой декларации или ее изложений. Название «Речь его величества» было по тем временам вполне достаточным. Могло случиться, что один из этих экземпляров сохранился. Собиратель, который стал его обладателем и решал, в какой раздел коллекции его следует поместить, сразу же, исходя из упомянутых там обстоятельств, определил год. Ясно было, что это — объявление войны Франции, сделанное примерно в то время, когда Бретань была включена в состав французского королевства. Затем он обратился к своему Полидору или Холлу, или Холиншеду, или Стоу, нашел соответствующее место и написал на обороте: Речь к. Генриха 7 при открытии парламента в 1491 г.», что должно было служить достаточным основанием для утверждения, что Генрих открывал сессию лично.