Выбрать главу

В тот девятнадцатый год своего правления[380] король созвал парламент. Можно легко догадаться, насколько возросло всевластие короля над парламентом, если столь ненавистный всем Дадли был назначен спикером палаты общин. Этот парламент принял немного[381] памятных статутов, касавшихся общественного управления, однако те, что были приняты, как и прежде, несли на себе печать мудрости и политической прозорливости короля.

Был принят статут об упразднении всех дарственных или арендных грамот, выданных тем, кто не явился на законный вызов служить королю на войне, против врагов, или мятежников, а также тем, кто покинули королевство без разрешения короля, за исключением некоторых духовных лиц, однако на том условии, что они будут получать королевское содержание с того дня, как выйдут из монастыря и до своего возвращения назад. Ранее был принят такой же закон о должностях, а этим статутом его действие распространялось на земли. Впрочем, по тому, сколь много статутов было принято в правление этого короля, можно легко понять, что король полагал, будто всего безопаснее дополнять законы военного времени законами парламента.

Был принят еще один статут, запрещавший ввоз изделий из чистого шелка и из шелка, смешанного с другой нитью. Однако он касался не целых кусков ткани (поскольку в то время в королевстве еще не было этого производства), а вязаных или плетеных шелковых вещей, таких как ленты, кружева, чепцы, пояса, которые англичане вполне умели делать сами. Этот закон устанавливал верный принцип: там, где иностранные материи суть только излишества, следует запретить ввоз иностранных изделий. Ибо это либо вытеснит излишество, либо пойдет на пользу промышленности.

Был также принят закон о возобновлении выдачи грамот на содержание тюрем и о возвращении их в ведение шерифов, поскольку привилегированные должностные лица препятствуют отправлению правосудия не меньше, чем привилегированные должности.

Был также принят закон об учреждении надзора над изданием специальных законов или ордонансов в корпорациях, которыми они, будучи братствами во зле, многократно нарушали прерогативу короля, обычное право королевства и свободу подданного. Поэтому решили не принимать их к исполнению без дозволения канцлера, казначея, двух или трех старших судей, или двух судей округа, в котором расположена корпорация.

Еще один закон был направлен на то, чтобы свезти серебро королевства на монетный двор, поскольку он запрещал расчеты обрезанной, неполновесной или испорченной монетой без восполнения недовеса, за исключением лишь случаев допустимого износа, который не принимался во внимание ввиду невозможности установить его величину; таким образом предполагалось задать работы монетному двору и начеканить новых серебряных монет взамен старых.

Был также принят длинный статут против бродяг, в котором можно отметить две вещи: во-первых, нежелание парламента держать их в заключении, что было накладно, перегружало тюрьмы и не служило в назидание другим. Во-вторых, то, что в статутах времен этого короля (а этот закон девятнадцатого года не единственный в своем роде) преследование бродяг всегда сочеталось с запрещением для слуг и людей низкого звания игры в кости, карты и т. п., и с разорением и закрытием питейных заведений, как если бы они были побегами единого корня и подавление одного было бы бесполезно без другого.

вернуться

380

Примечание Дж. Спеддинга: He в тот год, если под «тем» имеется в виду год упомянутых казней. Сэр Джеймс Тиррелл был казнен 6 мая 1502 г. в 17-й год короля, парламент собрался 25 января 1503/1504 г., в 19-й год короля.

вернуться

381

Примечание Дж. Спеддинга: Этот «растущий абсолютизм короля по отношению к парламенту», который унаследовал его сын, достаточно убедительно объясняет, почему перестали созываться Большие советы, к которым короли прибегали в прежние беспокойные времена, чтобы прощупать или подготовить почву для своих действий, когда нельзя было с уверенностью предугадать настроение парламента. Насколько я знаю, с 33-го года правления Генриха VIII, когда было приказано возобновить ведение Регистра Тайного совета (заброшенного или упраздненного на 13-м году правления Генриха VI), нет ни единой записи о созыве хотя бы одного такого Большого совета. Удивительно, что они не только вышли из обычая, но и полностью забыты; это настолько удивительно, что не будь их существование подтверждено прямыми и неоспоримыми доказательствами, можно было бы сомневаться, созывались ли они вообще. Нет ничего необычного в том, что на это не обратил внимание иностранец и человек не слишком большой проницательности, Полидор Вергилий. Что за ведущим авторитетом, не затрудняясь проверкой, могли последовать другие историки, вполне естественно, как естественно и то, что столь веские свидетельства противного были приняты рядовыми исследователями за достаточное подтверждение того, что таких советов никогда не было. Но для меня остается загадкой, как в своих разысканиях могли не встретиться с намеками на них такой выдающийся знаток конституции и юрист, как сэр Эдвард Коук, и такой выдающийся коллекционер конституционных актов, как сэр Роберт Коттон.