С августа 1914 года по декабрь 1915 года было призвано 6 290 000 человек. На них оказалось 1 547 000 винтовок – по одной винтовке на четыре человека. Брошенные в 1915 году на фронт массы безоружных пополнений лишь снизили боеспособность армии, безмерно увеличив кровавые ее потери и неприятельские трофеи.
Осенью 1915 года в тыловых частях одна винтовка приходилась на десять солдат, а на фронте – на двоих. Особенно плохо обстояло дело на Северном и Западном фронтах, как понесших наиболее тяжелые потери при отступлении. В IX армейском корпусе 3-й армии, например, винтовки имели только первые батальоны полков. В январе 1916 года, по сведениям Ставки, в армиях Западного фронта из 754 000 строевых 268 000 – свыше трети всех бойцов – были безоружны. Можно смело считать, что из общего числа 1 732 000 бойцов лишь около 1 200 000 были вооружены. А так как каждый из сосчитанных генералом Алексеевым 1 061 000 австро-германцев имел винтовку либо карабин, то следует допустить, что количество штыков в пехоте у нас и у противника было одинаково, при двойном перевесе неприятелей в легкой и четверном – в тяжелой артиллерии.
Было положено иметь по 16 пулеметов на полк (сформировав добавочные пулеметные команды Кольта) взамен 8, с которыми выступили на войну. Однако вследствие потерь, понесенных при отступлении, в армиях Северного и Западного фронтов наблюдался чрезвычайный некомплект этого главного вида пехотного оружия[6]. В конце октября генерал Рузский донес в Ставку, что на 105 пехотных полков Северного фронта приходится только 503 пулемета. Полки 3-й очереди по сформировании имели только по 4 пулемета или не имели их вовсе. Выручали австрийские Шварцлозе, переделанные под русский патрон, и, не в такой, правда, степени, германские Максимы (немцы были далеко не столь исправными поставщиками, как их союзники). В каждом нашем полку, помимо штатной пулеметной команды, имелась еще и сверхштатная, а то и две. На Юго-Западном фронте к весне 1916 года имелось в среднем около 30 пулеметов на полк. К северу от Полесья эту норму следует считать уменьшенной в два раза.
Зимой 1915/16 годов были сформированы в коннице полковые пулеметные команды – вначале по 4 пулемета вместо прежних дивизионных пулеметных команд по 8 пулеметов.
Всего в русской армии на второй год войны насчитывалось 35 различных систем ружей и карабинов. Были полки и даже роты, где на вооружении состояло два, три, а то и четыре различных образца.
С сентября месяца началось перевооружение пехоты Северного фронта японскими винтовками, затянувшееся до весны 1916 года (освобождавшиеся трехлинейные передавались Западному фронту). Наспех изданное наставление для стрельбы из японских винтовок[7] допустило грубейшие погрешности, с исправлением которых Ставка ничуть не торопилась. Прицелы этих винтовок были нарезаны в японских мерах и японскими цифрами. Поправки к небрежному наставлению, своевременно составленные, были в Ставке положены под сукно. Всю зиму 1915/16 годов наш Северный фронт стрелял в воздух, поверх голов неприятеля…
Очень плохо обстояли дела с материальной частью авиации, где Россия целиком зависела от заграницы. Союзники присылали нам свои отбросы – хлам, на котором больше не желали летать их летчики[8]. Их у нас называли не аппараты, а препараты. Нужны были героизм, сноровка и высокая квалификация русских летчиков, чтобы оказать и на этих препаратах услуги родной армии.
При мобилизации 18 июля 1914 года были развернуты полки 2-й очереди:
53-я пехотная дивизия – 209-й Богородский, 210-й Бронницкий, 211-й Никольский, 212-й Романовский;
54-я – 213-й Устюгский, 214-й Кремлевский, 215-й Сухаревский, 216-й Осташковский;
55-я – 217-й Ковровский, 218-й Горбатовский, 219-й Котельничский, 220-й Скопинский;
56-я – 221-й Рославльский, 222-й Красненский, 223-й Одоевский, 224-й Юхновский;
57-я – 225-й Ливенский, 226-й Землянский, 227-й Епифанский, 228-й Задонский;
58-я – 229-й Сквирский, 230-й Новоград-Волынский, 231-й Дрогичинский, 232-й Радомысльский;
59-я – 233-й Старобельский, 234-й Богучарский, 235-й Белебеевский, 236-й Борисоглебский;
60-я – 237-й Грайворонский, 238-й Ветлужский, 239-й Константиноградский, 240-й Ваврский;
6
7
8