Судить же о том, как в произведении обстоит с художественностью, – в конечном итоге все-таки дело читателя. Не станем ему мешать.
«Два рассказа» Вяч. Пьецуха (Октябрь. – 1998. – № 9) – еще один шарж на реальность, художественная мотивировка которого также неясна. По правде сказать, эти творения довольно известного писателя («Паскалеведение на ночь глядя» и «Кончина и комментарии») особого читательского восторга у автора этого учебного пособия не вызвали. Обычно подобные зарисовки все-таки остаются в личной писательской лаборатории, то бишь в письменном столе. Невнятное, не имеющее четкой смысловой «фокусировки» пропагандистское иронизирование над так называемым «советским менталитетом» (которое у читателей давно навязло в зубах) и одновременно иронизирование над христианскими представлениями о грехе, смерти, воскресении, аде и рае (которое попросту не очень уместно). В первом рассказе можно усмотреть попытку пародии на какие-то дискуссии философов-материалистов, во втором, содержащем вариации на тему первого, герой по имени Иван Иванович Озеркан вопреки материализму попадает на тот свет. Но «ад» оказывается чем-то вроде пресловутого «сталинского» исправительно-трудового лагеря, за забором которого, насколько можно понять, автор поместил некую пародию на рай… Писатели, кстати, тоже томятся в аду – в аду легковесной пьецуховой иронии, ибо, как говорится в «Кончине и комментариях», «писательское занятие само по себе грешно». В случае с «Двумя рассказами» и их автором оно, пожалуй, так и есть. Кстати, потребность при всяком упоминании Бога и греха издевательски загоготать – не это ли как раз черта (и черта непривлекательная) пародируемого В. Пьецухом менталитета? Ирония, гротеск – стихии, не чуждые литературе великого Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Булгакова. Но дело, вероятно, в том, на каком уровне человек иронизирует, и в том вообще, что это за ирония. К тому же есть вещи, которыми не шутят, и есть вещи, над которыми просто лучше не шутить.
Теперь уместно «по контрасту» переключиться на произведения, составляющие не литературный курьез, как, по большому счету, вышерассмотренное, а гордость художественной литературы 90-х. Как правило, их авторы узнаются, что называется, с первого взгляда. Причина этого коренится в том, что «у всякого великого писателя свой слог (стиль в узком прямом смысле. – Ю. М.)… слог делится на столько родов, сколько есть на свете великих или, по крайней мере, сильно даровитых писателей. По почерку узнают руку человека… – по слогу узнают великого писателя… Если у писателя нет никакого слога, он может писать самым превосходным языком, и все-таки неопределенность и – ее необходимое следствие – многословие будут придавать его сочинениям характер болтовни… Если у писателя есть слог, его эпитет резко определителей, каждое слово стоит на своем месте, и в немногих словах схватывается мысль, по объему требующая многих слов»[4].
Перейдем же к нынешнему творчеству крупнейших писателей, завоевавших литературное признание в предыдущие десятилетия.
«ПИРАМИДА» ЛЕОНИДА ЛЕОНОВА
Прежде всего логично обратиться к последнему произведению Леонида Леонова – его роману «Пирамида», опубликованному в 1994 году и имеющему жанровый подзаголовок «роман-наваждение в трех частях».
Леонов Леонид Максимович (1899–1994) – прозаик, драматург, Герой Социалистического Труда, лауреат Государственных премий СССР, автор романов «Вор» (1928), «Соть» (1931), «Русский лес» (1954) ими. др.
В предисловии к этой публикации (от 24 марта 1994 года) сам Леонов говорил: «Не рассчитывая в оставшиеся сроки завершить свою последнюю книгу, автор принял совет друзей публиковать ее в нынешнем состоянии. Спешность решенья диктуется близостью самого грозного из всех когда-либо пережитых нами потрясений – вероисповедных, этнических и социальных, – и уже заключительного для землян вообще. Событийная, все нарастающая жуть уходящего века позволяет истолковать его как вступление к возрастному эпилогу человечества: стареют и звезды».