Краткий список трудов по русской геральдике см. в Приложении VIII.
Историк литературы обычно обращается к данным геральдики, когда комментирует древние исторические источники или художественные произведения на темы из европейской средневековой истории. Не зная геральдики, он не поймет, кто такие герольды, каковы их функции в средневековом обществе, какую роль они играют в устройстве рыцарских турниров; не поймет социально-психологическую и информационную «нагрузку» гербовых изображений и девизов.
Сведения из геральдики оказываются весьма существенными для задач атрибуции авторства и датировки текстов (в этом случае может приниматься во внимание знакомство автора такого текста с теми или иными геральдическими трактатами или сборниками эмблем и символов, степень его геральдической образованности, выдающая социальное происхождение и/или место проживания и проч.).
При этом язык геральдических эмблем обычно обнаруживает самое очевидное сходство с языком европейской поэзии нового времени: показательно, что историки литературы и авторы трудов по исторической генеалогии (а также историки живописи, садово-паркового искусства и придворного и аристократического быта) часто пользуются одними и теми же источниками47.
Геральдика связана с историей идей, с историей общественной мысли, с историей литературной борьбы: это еще один аспект ее взаимодействия с историей литературы.
Глава IV. История
Как самостоятельная наука история осознала себя лишь в конце XVIII в.: именно тогда филология распалась на несколько дисциплин, и этот распад был осмыслен как кризис, угрожавший самому ее существованию48.
«Отделение» истории от филологии, впрочем, до сих пор, и особенно интенсивно в 1960—1990-е гг., когда влияние поструктуралистской критики было особенно сильным, заинтересованно обсуждается как «методологическая» проблема, и продолжаются споры о том, наука ли история.
Не подлежит сомнению, во всяком случае, что история стала и остается наукой именно постольку, поскольку сохранила свою связь с филологией, усвоив филологический метод и частные приемы критики источников, совершенствовавшиеся на всем протяжении XIX века49.
Но кризис филологии был обусловлен и другими причинами: бурное развитие литературной критики привело к частичному забвению представлений о границах между наукой и творчеством; под туманным названием «литературоведения» укрылись и стали бурно развиваться критика социологическая, религиозно-философская, формальная, психоаналитическая, марксистская, постмодернистская, гендерная и проч.
Поэтому в настоящее время принципиальное значение приобрела необходимость размежевания истории литературы и литературной критики, и не потому, что одна хороша, а другая плоха, а потому, что у них разные цели и разные средства к их достижению. При этом именно литературная и философская критика заинтересованы в проблематизации историзма и дискредитации возможностей научного познания истории: для них это едва ли не единственная форма мотивации собственного существования, приобретшая дополнительные смысловые оттенки в «эпоху постмодерна».
Другое дело, что литературная и философская критика остается важным объектом историко-литературных исследователей, и в этом качестве она, с одной стороны, приравнивается к изящной словесности, а с другой – рассматривается как механизм влияния на литературное пространство, способного корректировать представления о смысле, формах, направленности литературного процесса, обобщать расхожие представления о характере его связей с «духом эпохи», с идеологией, общественной жизнью, политикой, религией. Естественным образом изучение критики сочетается с изучением журналистики, ориентированной на «злобу дня» и при этом вполне способной к пропаганде различных образов истории и концепций времени.
Отвлекаясь от этой проблематики, которую здесь только обозначаем, отметим, что связь истории и истории литературы является глубоко закономерной и необходимой: обе эти дисциплины базируются на изучении текстов. Историю интересуют факты, о которых сообщается в тексте, и она занимается критикой текста прежде всего потому, что стремится установить степень его достоверности. Историю литературы, помимо всего прочего, занимают тексты и произведения как элементы литературной эволюции.
Но при этом изучение взаимодействия исторического и литературного контекстов в самом изучаемом тексте оказывается условием его понимания50.
47
Перечислим наиболее важные для русской традиции: Символы и Эмблемата указом и благоповедении Его Освященного Величества, Высокодержавнейшего и Пресветлейшего Императора Московского, Государя Царя, и Великого Князя Петра Алексеевича, всея Великия и Малыя и Белыя России, и иных Многих Держав и Государств и Земель Восточных, Западных и Северных самодержца, и Высочайшего монарха напечатаны; Symbola et emblemata <…>. Amsterdami: Apud Henricum Wetstenium, 1705 <Амстердам: Тип. Генриха Ветстейна, 1705> (переизд.: Эмблемы и символы / Вступ. ст. А. Е. Махова. М., 2000); Избранные емблемы и символы на российском, латинском, французском, немецком и английском языках объясненные, прежде в Амстердаме, а потом во граде Св. Петра 1788 года, с приумножением изданные Статским Советником Нестором Максимовичем Амбодиком. СПб., 1788; переизд.: 1811; Maksimovich-Ambodik Nestor. Emvlemy I simvoly (1788): The first Russian emblem book / N. M. Maksimovič-Ambodik / Edited, with translation and introduction by Anthony Hippisley. Leiden, 1989. См. также: Похлебкин, В. В. Словарь международной символики и эмблематики. М., 2007.
49
О роли филологического метода в исторических исследованиях см. подробнее: Мандес М. И. О филолологическом методе изучения источников // Филологическое обозрение: Журнал классической филологии и педагогики. Т. 14. М., 1898. С. 141—149.
50
Отдельная, и исключительно важная, проблема – изучение и описание тех представлений об истории, историческом времени, его структуре, смысле, возможностях, формах и механизмах развертывания, которые прямо или косвенно влияли на литературное сознание различных эпох, поколений, групп литераторов, на индивидуальные авторские стратегии, а вместе с тем на отдельные тексты. Обычно исследования в этой области обнаруживают для каждой эпохи, группы, литературной личности сложную динамическую картину взаимодействия нескольких моделей понимания исторического и историко-литературного процесса, которые взаимодействуют, обмениваясь смыслами, одновременно конкурируя друг с другом, обрастают интерпретациями, варьирующими базовыми значениями, причем на каждом уровне этих интерпретаций возможны дополнительные конфликты, формирующие двусмысленную ситуацию, когда необходимость выбора между ними не отменяет возможности и необходимости учета многих из них в пределах отдельных текстов, текстовых групп, литературных школ, кружков и направлений. Дополнительная сложность работы с этим материалом заключается в том, что он, во-первых, выходит за рамки литературы, поскольку идеология времени всегда апеллирует к сфере надысторического и свободно взаимодействует с различными видами искусства, с философией, с религией и квазирелигиозными представлениями разных типов.