Успех книги и необходимость нового издания оправдали его надежды.
Глава I.
Женщина в древнейшей славянорусской жизни. Факторы её постепенного порабощения.
В сочинении моем «Исторические судьбы женщины» читатель найдёт много данных, доказывающих, что в первобытной жизни народов женщина была гораздо свободнее и влиятельнее, чем при дальнейшем развитии человеческих обществ. Она успешно боролась против своего гнёта, она не только могла держаться наравне с мужчиной, но даже нередко достигала полного преобладания над ним; она была главою семьи и родство по матери служило основным принципом зачаточной общественной жизни.
Остатки таких первобытных порядков мы видим и в жизни древних славян.
Если бы не достоверные исторические свидетельства, то, зная характер современных славянских народов, трудно было бы поверить, что их предки отличались такою сильною любовью к свободе и независимости, что возбуждали изумление в греках и римлянах эпохи падения. «Даже рабы, по словам Маврикия, содержались у славян в неволе не всю жизнь, как это бывает у других народов, но, но прошествии известного времени, им предоставлялось на выбор: или возвратиться на родину, заплатив выкуп, или остаться у славян людьми свободными и друзьями».
Любовь славян к свободе была столь общеизвестною, что в законодательных памятниках встречаются выражения: «свободен, как славянин», или «свободолюбив, как славянин».
Эту черту, столь естественную у первобытного и воинственного народа, мы замечаем и в характере древнеславянской женщины. Она ещё не окончательно покорена мужчиною, не превратилась ещё в служанку семьи и в подневольную одалиску[3] мужа, безответную и бессильную перед своим владыкой. Узы брака ещё не окрепли, а у некоторых народов остатки первобытной половой свободы доходили до полного гетеризма. В языческой Чехии, по словам летописца Козьмы Пражского, «как свет солнца, как влага вод, общим достоянием всех были и луга, и пажити, и даже самые браки были общими. Брак продолжался одну ночь. На утро разрывались цепи любви. Тогда позволялось мужу иметь чужую жену и жене выходить за чужого мужа». Это отсутствие брака и полная общность женщины, которые мы встречаем в первобытной жизни всех народов, исчезли у славян уже в самом начале той эпохи, когда на это племя было обращено внимание иностранцев, оставивших нам сведения об их жизни и нравах. Хотя мы уже видим в это время у славян и сильную отеческую власть, и брак, основанный на умыкании невесты, но в то же самое время остатки первобытной половой свободы продолжают держаться в славянской жизни, благодаря усилиям женщин. Самое умыкание девушек сплошь и рядом превращалось из насилия в дело свободного договора жениха и невесты. «Славяне – рассказывает Нестор, – сходились на игрища, устрояемые между селениями, и тут умыкали себе в жены девушек, с которыми сговаривались прежде». В Архангельской губернии и в некоторых местностях Сибири такие порядки существуют и до сих пор. Здесь женихи сплошь и рядом воруют любимых ими невест, родители которых несогласны на их замужество. Сговор об уходе между парнем и девушкой, как и во времена Нестора, совершается чаще всего на игрищах. В этих хороводных играх и песнях, уцелевших от древних времён, мы также видим ясные следы тех свободных сговоров и обоюдного выбора женихов и невест, о которых говорит летописец. Мало того, что в этих играх парни выбирают себе девушек, а девушки парней и составляют пары, и что в хороводах выбор пары предоставляется девушкам наравне с парнями, – часто мужчины и женщины составляют две отдельные партии, которые сходятся затем, чтобы договариваться о свадьбах. Женщины поют:
Мужчины отвечают:
Затем идут дальнейшие переговоры. На действительность подобных сходбищ партии невест и партии женихов указывают и чешские хроники. Козьма Пражский, рассказав легенду о борьбе девушек с юношами, говорит, что обе стороны заключили перемирие и устроили трехдневное общее празднество. «Вступают юноши на пир с девицами, как хищные волки, ищущие добычи. Весело проводят они первый день в питьё и еде. Чем больше пьют, тем больше возрастает жажда. Едва к ночи затихает пиршество. Настала ночь. На ясном небе сверкнула луна. Вдруг затрубил один юноша и, подав этим знак, закричал: «Полно пить, есть, играть! Вставайте, зовёт вас любовь!» – Юноши тотчас бросаются на девушек и умыкают их. Все это напоминает нам рассказы об амазонках, о гинейнократических первобытных народах, о современных папуасах северной Австралии, у которых до сих пор можно встретить общества женщин, живущие совершенно особо от мужских обществ. Весною, когда половой инстинкт пробуждается, самцы начинают гоняться за самками, полы сходятся тоже на своего рода игрища, на которых и совершаются умыкания. Детей, рождённых от этих связей, матери выкармливают грудью и затем, если они не принадлежит к женскому полу, выпроваживают из своего общества. Конечно, игрища времён Нестора и Козьмы Пражского не имели уже столь грубого, чисто животного характера, но всё-таки они указывают своими чертами на те первобытные порядки, из которых они развились до форм, известных нам[4]. Умыкание и брак были далеко не единственною целью этих сборищ, которые устраивались прежде всего для празднества в честь богов полового наслаждения, для любви и веселья. На них царила полная свобода: это были оргии любви. Здесь допускались свободные объяснения в любви, поцелуи, объятия, и матери охотно посылали своих дочерей поневеститься на игрищах. «Тут, – говорит христианский обличитель этих празднеств, – стучат в бубны, и глас сопелий, и гудут струны, жёнам же и девам плескание и плясание, и главам их накивание, устам их клич и вопль, всескверные песни, и хребтам их вихляние и ногам их скакание и топтание, тут же мужам и отрокам великое прельщение и падение и жёнам и мужатым беззаконное осквернение и девам растление». Переяславский летописец говорит, что при этом «от плясания, и от очнаго воззрения, и от обнажения мышц, и от перстов ручных показания и от перстней возлагания на персты чужие, также посредством целования», мужчины «познавали, которая жена или девица к юношам похотение имать, и плотию с сердцем разжегшися, слагахуся, иных поимающе, а других, поругавше, метаху на посмеяние».
3
Одали́ска (от тур. odalık – «горничная, рабыня, служанка») – женщина, состоящая в гареме султана. Одалиски воспринимались на Западе как наложницы или сексуальные рабыни, и их статус был ниже статуса официальной жены. Фактически они были прислужницами жён султана. Обычно они ни разу не видели султана. Прекрасная одалиска, сумевшая очаровать господина своей красотой, пением и танцем, могла стать женой султана.
4
См. об этом новое исследование Кулишера. D. Zuchtwahl bei d. Menachen in Urzeit, Zeitsclirift fur Ethnographies, 1870, H. II.