Характер имеющегося в распоряжении исследователя фактического материала вносит определенные коррективы в подход к истории Вифинии как составной части эллинистического мира. Из-за недостатка данных источников мы не можем сколько-нибудь надежно определить место Вифинии в экономической системе эллинистических государств[2] или, к примеру, прийти к более или менее завершенному мнению относительно социальной структуры Вифинского царства и ее сходства и различий с общественным устройством других эллинистических монархий. Некоторые шаги, безусловно, могут быть предприняты и в этих направлениях, но при теперешнем состоянии базы источников они едва ли могут означать что-либо более весомое, чем гипотетические предположения. Создание "комплексной" истории Вифинского царства, охватывающей все стороны прошлого страны в античную эпоху, может быть достигнуто при ведении исследования по ряду наиболее перспективных направлений.
Первое из них связано с определением общего и особенного в становлении Вифинии как эллинистической монархии. Являясь одним из неотъемлемых элементов эллинистического мира, Вифиния отнюдь не утратила своей специфики, ставшей результатом как ее прежнего исторического развития, так и тех конкретных условий, в которых это государство оказалось в конце IV - начале III в. Для выявления этих особенностей Вифинии необходимо обратиться к ее истории в VI-IV вв. Хотя такой экскурс и выходит за хронологические рамки, подразумеваемые в названии данной работы, его необходимость выглядит вполне очевидной. Помимо того, что многие важные эпизоды политической истории Вифинского царства (например, его взаимоотношения с Византием и Гераклеей Понтийской) берут начало в доэллинистическом периоде, без выяснения особенностей развития вифинского общества в классическую эпоху едва ли возможно понять тот путь, по которому Вифиния пошла с началом эллинистического периода. Кроме того, этот период истории страны практически вообще не изучен в современной науке.
Помимо этого, определение особенностей формирования в Вифинии эллинистического государства подразумевает сравнение этого процесса с аналогичными событиями в истории соседних с ней малоазийских царств - Понта, Каппадокии и Пергама, а также европейской Фракии[3]. Проблема складывания эллинистической монархии на местной основе, в условиях отсутствия греко-македонского завоевания и ограниченного воздействия эллинских начал на восточный субстрат еще не подвергалась в антиковедении целенаправленной разработке[4]. В рамках данной работы представляется вполне уместным привести видение своеобразия Вифинского царства в соответствие с наиболее авторитетными концепциями эллинизма, принятыми в современной науке[5].
Рассмотрение истории того или иного античного государства немыслимо без изучения его географии. Малая Азия представляет в этом отношении совершенно особый феномен[6], и Вифиния как ее составная часть вовсе не является исключением. Более того, эта страна обладала целым набором поистине уникальных геополитических характеристик, главными из которых являются ее рубежное положение между Средиземным и Черным морями, Европой и Азией, а также доступ к Боспору Фракийскому. Потому историческая география Вифинии - выявление связи природных и социально-политических факторов в истории страны, определение границ государства и динамики их изменения, локализация ее населенных пунктов - представляет собой весьма перспективный предмет исследования. Естественно, эти задачи должны решаться в тесной связи с изучением народонаселения Вифинии, его этнического состава, миграционных процессов. Обращение к этой проблематике требует анализа материала, относящегося к еще более отдаленным эпохам - концу II - началу I тыс.
2
См. мнение, высказанное по этому поводу М. И. Ростовцевым: Ibid. Почти полное отсутствие данных по экономике эллинистической Вифинии ярко контрастирует с большим количеством разнообразных материалов, наглядно иллюстрирующих бурное развитие страны в римское время.
3
См., в частности, новую работу: Сапрыкин. С. Ю. Фракия как эллинистическое государство // Μνῆμα. Сборник научных трудов, посвященный памяти профессора Владимира Даниловича Жигунина. Казань, 2002. С. 247-263.
4
О неопределенности взглядов исследователей на этот вопрос свидетельствует, например, то обстоятельство, что в историографии до сих пор сосуществуют два вида определений, относящихся к Вифинии и соседним с ней малоазийским монархиям. В первом из них подчеркивается «варварский» (или «полуварварский») характер этих стран и придается особое значение сохранению здесь власти местных династий (Мищенко Ф. Г. Федеративная Эллада и Полибий // Полибий. Всеобщая история в сорока книгах. Τ. I. СПб., 1994. С. 40; Jones A. H. M. The Greek City from Alexander to Justinian. Oxford, 1940. P. 21; SEHHW. Vol. I. P. 552; McShane R. B. The Foreign Policy of the Attalids of Pergamum. Urbana, 1964. P. 59, 96; Klose P. Die volkerrechtliche Ordnung der hellenistische Staatenswelt in der Zeit von 280—168 v. Chr.: Ein Beitrag zur Geschichte des volkerrechts. München, 1972. S. 2; Kreißig H. Geschichte des Hellenismus. Westberlin, 1984. S. 177; Левек П. Эллинистический мир. Μ., 1989. С. 316 и многие другие работы). Другие характеристики, напротив, подчеркивают близость (если не полную тождественность) Вифинии великим эллинистическим государствам в основных чертах политического, социального, экономического развития (Vitucci G. Il regno di Bitinia. Roma, 1953. P. 127; Зельин К. К. Основные черты эллинизма // ВДИ. 1953. № 4. С. 153; Eddy S. The King is Dead. Lincoln, 1976. P. 165; Walbank F. W. The Hellenistic World. London, 1981. P. 75; Heinen H. The Syrian—Egyptian Wars and the New Kingdoms of Asia Minor // CAH². Vol. VII. Part 1. 1984. P. 422). Очевидно, что на этом «черно–белом» фоне даже проигрывают те исследования, преимущественно общего характера, в которых своеобразие Вифинии и других эллинистических царств Анатолии вообще никак не оговаривается (а таковых на сегодняшний день большинство; нет необходимости их здесь перечислять). Наиболее перспективным выглядит путь, избранный американским антиковедом P. А. Биллоузом (Billows R. A. Kings and Colonists. Aspects of Macedonian Imperialism. Leiden; New York; Koln, 1995; См. также содержательную рецензию Г. А. Кошеленко на эту работу — ПИФК. Вып. 7. 1999. С. 344—352) и немецким историком Й. Кобесом (Kobes J. «Kіeіne Konige». Untersuchungen zu den Lokaldynasten im hellenistischen Kleinasien (323—188 v. Chr). St. Katharinen, 1996), хотя их подходы так–же не являются безупречными.
5
Я в основном исхожу из понимания эллинизма, сформулированного К. К. Зельиным (Зельин. Κ. К. Основные черты эллинизма. С. 145—156) и довольно прочно утвердившегося в отечественной науке. На мой взгляд, оно продолжает сохранять свою актуальность даже в свете последующих теоретических новаций. См.: Ейне А. Некоторые проблемы истории эллинизма // ВИ. 1976. № 4. С. 72—89; Кошеленко Г. А. Греческий полис на эллинистическом Востоке. М., 1979. С. 23—79; Лордкипанидзе О. Д. «Эллинизм», «эллинистический мир», «эллинистическая культура»: трудности дефиниций // ПЭЭ. Тбилиси, 1985. С. 8—27; Эллиниэм: экономика, политика, культура. М., 1990; Эллинизм: восток и запад. М., 1992. Особо см. новую работу: Ладынин И. А. Основные этапы царского культа Птолемеев в контексте общей эволюции египетского эллинизма // Мнемон. Исследования и публикации по истории античного мира. Вып. 3. СПб., 2004. С. 145-184, особ. с. 145-152,169— 173. Из концепций западных антиковедов наиболее привлекательными кажутся подходы Ф. Уолбэнка: Walbank F. W. The Hellenistic World; Idem. The Hellenistic World: New Trends and Directions // SCI. Vol. XI. 1991-1992. P. 90-113.
6
Об этом замечательно сказал выдающийся исследователь древней истории Малой Азии В. М. Рамсэй: «Если рассматривать географию как исследование влияния, которое физические особенности и положение страны оказывают на жизнь населяющих ее людей, то не существует региона, в котором география могла бы изучаться лучше, чем в Малой Азии. Характерные черты этой страны выражены очень отчетливо; ее расположение своеобразно и уникально; ее история может быть прослежена на протяжении многих столетий, и в ее бесконечном разнообразии существует ярко выраженное единство с определенными четкими принципами эволюции, состоящими в очевидной связи с географическим окружением» (цит. по: Mitchell S. Anatolia. Land, Men and Gods in Asia Minor. Vol. I: The Celts in Anatolia and the Impact of Roman Rule. Oxford, 1993. P. 7. Note 12).