Выбрать главу

Тогда Симеон перешел к решительному наступлению. В 914 г. он занял Адрианополь и стал фактически хозяином на всей территории от предместий Константинополя до Фессалоники. 20 августа 917 г. на реке Ахелой (близ Анхиала) большое византийское войско, вторгшееся на болгарскую территорию, было разбито наголову. И все-таки, несмотря на военные успехи Симеона, Константинополь оставался неприступной крепостью, которую болгары не могли ни взять с суши, ни осадить с моря. В поисках союзников Симеон обратился к Фатимиду ал-Махди, но далекий правитель африканских арабов не оказал болгарам эффективной помощи.

Тем временем Роман Лакапин старался поднять против Симеона его западных соседей — сербов и хорватов. В Сербии провизантийская группировка знати взяла верх, и сербы выступили, но, несмотря на помощь присланной сюда византийской армии, потерпели отчаянное поражение и в 924 г. подчинились болгарскому царю. Зато поход Симеона против хорватов закончился отнюдь не так удачно: болгарское войско было разгромлено, и Симеону пришлось просить посредничества папы, чтобы заключить мир с хорватами. Вскоре вслед за этим поражением Симеон умер.

Сын Симеона Петр поспешил заключить мир с Византией, получив титул царя, руку внучки Романа Лакапина и обещание платить дань. Тем временем византийское влияние на западных границах царства Петра становилось все более сильным. Сербский князь Часлав отложился от Болгарии и признал верховную власть византийского императора; аналогично поступил и захлумский правитель Михаил. Томислав Хорватский также признавал себя вассалом империи. Таким образом, практические результаты натиска Симеона оказались ничтожными: его победы были куплены слишком дорогой ценой, чтобы стать прочными; измученная войнами страна не могла более воевать, ни даже сохранять прежние владения. И если Византия в середине X в. еще платила болгарам дань и во время официальных приемов болгарских послов сажали на самые почетные места, практически позиции империи на Балканах не были поколеблены; напротив, Византии удалось укрепить влияние на северо-западе полуострова — в Далмации, Хорватии и Сербии.

Византийское правительство стремилось распространить свое влияние и за пределы Балканского полуострова. В начале 60-х годов IX в., когда между Византией и Болгарией отношения были враждебными, естественным союзником империи стало Великоморавское княжество, молодое славянское государство, сложившееся в левобережье Дуная. Ростислав Моравский, стремившийся освободиться от немецкого вмешательства и опасавшийся своего южного соседа, болгарского князя, обратился в 862 г. в Константинополь с просьбой о поддержке. Ростислав просил прислать византийского церковного наставника, однако византино-моравское соглашение имело отнюдь не только духовный, но и политический характер. Мораване приняли христианство от немецких епископов, и немецкое духовенство активно проникало во вновь обращенную страну, захватывая здесь земли, взимая десятину и подготавливая полное подчинение Моравии немецкому королю. Церковное подчинение далекому Константинопольскому патриаршеству было для Ростислава гораздо более безопасным.

В начале 863 г., в самый разгар церковной борьбы с Римом, духовная миссия из Константинополя двинулась в столицу Великоморавского княжества[431]. Эту миссию возглавляли опытные дипломаты братья Константин и Мефодий, происходившие из Фессалоники и е детских лет владевшие славянским языком.

Миссия Константина и Мефодия имела колоссальные культурные последствия, выходящие далеко за пределы обычных дипломатических сношений: с деятельностью фессалоникских братьев связано создание славянской письменности. По-видимому, какие-то примитивные формы письменности существовали у славян до Константина — это могли быть пиктограммы, «черты и резы», как их называет болгарский писатель Храбр, пригодные для счета или гадания. Никаких бесспорных свидетельств о существовании славянских книг до Константина нет[432]. Во всяком случае еще в середине IX в. болгарские надписи делались на греческом языке, а кроме того, по сообщению Храбра, славяне пользовались греческой азбукой для записи своих слов.

Константин еще до отъезда в Моравию разработал славянскую письменность и вместе с братом перевел на славянский язык ряд богослужебных текстов. Созданная им письменность была, скорее всего, глаголицей: недаром Храбр писал, что первая буква нового алфавита — «Аз» — коренным образом отличается от «поганой» альфы[433].

вернуться

431

Литература о моравской миссии необъятна. См. Г. А. Ильинский. Опыт систематической кирилло-мефодиевской библиографии. София, 1934; М. Г. Попруженко, Ст. Романски. Кирило-методиевска библиография за 1934–1940 год. София, 1942. В последние годы вопрос об источниках для истории Константина и Мефодия подвергся пересмотру — см. Р. Меуvaert, P. Devоs. Trois enigmes cyrillo-methodiennes de la «Legende Italique». — AB, 73, 1955. В связи с юбилеем моравской миссии вышел ряд монографий (V. Vavfinek. Etudes sur Phistoire de la christianisation de la Grande-Moravie. Praha, 1961; F. Grivec. Konstantin und Method, Lehrer der Slaven. Wiesbaden, 1960; P. Duthilleul. L'evangelisation des Slaves. Cyrille et Methode. Tournai, 1963), сборников («Хиляда и сто години от разпространението на славянската писменост». София, 1963; «Cyrillo-Methodiana. Zur Fruhgeschichte des Christentums bei den Slaven». Koln — Graz, 1964). На русском языке см. В. А. Истрин. 1100 лет славянской азбуки. М., 1963; С. А. Никитин. Происхождение славянской письменности. — КСИС, 39, 1963; А. В. Исаченко. К вопросу об ирландской миссии у паннонских и моравских славян. — «Вопросы славянского языкознания», 7, 1963.

вернуться

432

Особенно серьезным аргументом в пользу существования славянских книг до Константина является рассказ «Жития Константина» о виденных им в Херсоне евангелии и псалтири, писанных «русскими письменами». Однако свидетельство это вызывает известные сомнения. См. А. С. Лвов. Някои въпроси от кирило-методиевската проблематика. — «Вългарски език», X, 1960, № 4, стр. 302–308.

вернуться

433

Гипотезу о примате глаголицы развивал в последнее время И. Гошев («Старобългарски глаголически и кирилски надписи от IX и Х в.». София, 1961), опираясь на новый эпиграфический материал.