Теперь ситуация кардинально изменилась. Виталиан стал помышлять о собственном императорстве, и когда царь прислал к нему послов, попросту ограбил их, захватив все деньги, которые те везли для выкупа пленных. Тогда император решился практически на последний шаг: он направил к восставшим Иоанна, сына сестры самого Виталиана, храброго офицера и полководца, впоследствии стяжавшего славу в войнах с готами, чтобы тот выслушал условия мира от Виталиана. Объективно оценив своё положение, Виталиан потребовал единовременной выплаты ему 5 тыс. фунтов золота, титул магистра армии во Фракии, восстановления в патриаршестве Македония и Флавиана и утверждения эдикта императора о правой вере. Характерно, что гарантией выполнения этих условий должны были стать клятвы императора, всего синклита, старших офицеров, дворцовых схол и представителей димов. Анастасий выполнил и это требование, после чего Виталиан с войском удалился во Фракию[1055].
Но в 515 г. гунны внезапно опустошили Армению, Капподакию, Понт, Галатию и дошли до Ликаонии, и у двора Анастасия было много оснований предполагать, что виновником этих бедствий являлся Виталиан. В виде наказания в 516 г. царь распорядился отозвать у него титул магистра армии и передать его Руфину. Это вызвало третий поход Виталиана на Константинополь. С большими силами, основную ударную мощь которых составляли болгары, он стал в предместье столицы Сики, но здесь его ждали первые разочарования: исавры, на которых он так рассчитывал, остались верны императору. Видимо, и римская армия внушала собой серьёзную силу, поскольку Виталиан предпочёл перенести боевые действия на море, где ему противостоял будущий царь, тогда ещё комит экскувитов Юстин.
По одному свидетельству, добрый совет, принесший, в конце концов, царю победу, дал Анастасию философ Прокл Афинский. Он рекомендовал ему использовать в битве с войском Виталиана серный порошок — некое подобие «греческого огня». Неопытные моряки восставших не сумели противостоять римскому флоту, их корабли горели, как факелы, и они были разбиты; стоявшие в Сиках болгары бежали, бросив своих раненых и больных — победа имперских войск была полной[1056].
С торжественной процессией Анастасий в течение нескольких дней совершал благодарственные молебны в храме Архангела Михаила и предал казни попавших в плен ближайших соратников Виталиана, руки которых были обагрены кровью царских сановников. После этого Виталиан ушёл куда-то в Скифию и в течение 2-х лет не представлял уже опасности для Римской империи[1057].
Уже после ухода остготов во главе с Теодорихом северные области Римской империи оказались опустошёнными, и хотя остготская угроза перестала существовать, внезапно выяснилось, что охранять границы некем. Этим и воспользовался новый враг Империи — славяне, которые под именем гетов в 517 г. совершили первое вторжение. Они опустошили обе Македонии, Фессалию, дошли до Фермопил и Старого Эпира. Вскоре славяне заняли территории на левом берегу Дуная и с тех пор стали доставлять Империи большие неудобства.
Другие придунайские земли вскоре с разрешения императора заняли эрулы, которые едва не были истреблены до последнего человека славянами и гепидами. Впоследствии они много помогут римскому оружию, выступая под имперскими знамёнами в войнах[1058].
Глава 3. Состояние Восточной Церкви и сношения с Римом
Монофизитский раскол никоим образом не следует воспринимать только как спор церковный, в значительной степени это было явление, вызванное многочисленными политическими причинами и мировоззренческими расхождениями между Востоком и Западом. К политическим причинам следует отнести в первую очередь «германский вопрос» и проблему сохранения целостности территории Римской империи, ко второй группе — вопрос о статусе в Кафолической Церкви Римского епископа. Излишне, пожалуй, говорить, что все вопросы были глубоко взаимосвязаны.
Анастасий, будучи миролюбивым человеком, совсем не желал вводить что-либо новое, тем более в церковный порядок. Он всеми способами стремился к тому, чтобы все церкви жили в мире и без смут и чтобы подданные пользовались глубоким покоем[1059]. Образ его мыслей можно охарактеризовать не как религиозное безразличие, а, скорее, по одному точному выражению, как беспристрастность. Поставив перед собой целью обеспечить единство и мир для Церкви и Империи, царь искренне возмущался, что кто-нибудь из римлян может быть подвергнут наказанию или иным неприятностям за свой образ мыслей. Отдавая себе отчёт в невозможности объединить все восточные области, он всё же до конца верил в «Энотикон» Зенона, искренне полагая, будто тот способен сохранить внешнее единство Кафолической Церкви. И если он заблуждался, то следует отнестись к нему снисходительно: перед Анастасием стояла задача, выполнение которой было не по плечу не только престарелому царю, но всему епископату.