В специальной литературе нередко называют рассматриваемый нами характер отношений между Церковью и императором «цезаро-папизмом». Будто бы это «ненормальное» положение дел вело к вреду для духовного союза. Но в этом случае нужно будет опровергать всю историю Кафолической Церкви, как она сложилась в действительности. И утверждать, будто за все время ее исторического существования в христианском государстве, начиная со св. Константина Великого, Церковь не только находилась под давлением чуждой, посторонней ей силы, но и управлялась этой силой[640]. Едва ли такое мнение найдет много сторонников.
Как единый источник власти в Церкви-Империи, царь устанавливал объем полномочий не только любого чиновника, но и каждого государственного органа, к которым относился клир во главе с Константинопольским патриархом. По мере того, как Апостольский престол все откровеннее начинал демонстрировать желание отпасть от власти Византийского василевса, императоры предпринимают последовательные шаги, направленные на укрепление власти Константинопольского патриарха. Столичный архиерей уже с VI века именовался «Вселенским», теперь же цари делали все от себя зависящее, чтобы этот титул наполнился реальными полномочиями.
Эта тенденция наиболее наглядно проявилась при императорах-иконоборцах, нуждавшихся в альтернативной Римскому епископу духовной силе на Востоке, чтобы в условиях церковного раскола дать Восточной церкви свой центр церковно-административной и судебной власти. Халкидонским и Трулльским Соборами Константинопольский архиерей уже был выдвинут на второе место в Кафолической Церкви; теперь эдиктом царя-иконоборца он признавался первым, оттесняя собой Римского епископа.
Полновластие Константинопольского патриарха на Востоке являлось для всех бесспорным. Хотя в Римской империи существовали еще три восточных патриарха (Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский), их реальная власть после завоеваний мусульман резко уменьшилась. Нередки были ситуации, когда они, вследствие запрета арабов, вообще не могли принять приглашение на собрания епископов и заседания Вселенских Соборов. Поэтому волей-неволей оставался единственный восточный патриарх, который мог, по мнению царей, играть первую роль в Церкви.
Как некогда св. Юстиниан Великий определял качества, при наличии которых лицо может стать епископом, так теперь Лев III и Константин V устанавливают требования к Константинопольскому архиерею: «Патриарх есть живой и одушевленный образ Христа, словом и делом изображающий из себя истину. Назначение патриарха в том, чтобы, во-первых, сохранить в благочестии и святой жизни принятых от Бога, а потом, по возможности, обратить к Православию и единству с Церковью и всех еретиков... Исполнение патриархом своего назначения состоит в спасении вверенных ему душ, а равно и в том, чтобы жить во Христе и сраспинаться миру. Отличительными свойствами патриарха должно быть то, чтобы он был учителен, неизменно ровен в общении со всеми высшими и низшими, кроток ко всем, послушным учению, и строг в обличении неисправных».
Затем они определили и полномочия столичного архипастыря: «В интересах истины, непоколебимости догматов и соблюдения правды и благочестия он должен делать представления императорам и не смущаться. Одному патриарху приличествует объяснять постановленное древними и определенное Святыми Отцами и утвержденное Святыми Соборами. Патриарху же принадлежит право наблюдать и исследовать сделанное и поставленное на соборах, относится ли то к отдельной области или ко всей Церкви. Поелику государство, подобно человеку, состоит из частей и членов, важнейшие же и необходимейшие части суть царь и патриарх; то вследствие сего и духовный мир, и телесное благоденствие подданных зависят от единомыслия и согласия во всем государственной и церковной власти».
Не желание и согласие остальных патриархов и епископов, а воля царя определяла (и это становилось церковным законом), что: «Престол Константинопольский, украшающий столицу, признан первым (!) в соборных постановлениях, последуя которым божественные законы повелевают, чтобы возникающие при других кафедрах несогласия доводились до сведения и поступали на суд этого престола. Каждому патриарху принадлежит забота и попечение обо всех митрополиях и епископиях, монастырях и церквах, а равно суд, рассмотрение и решение дел. Но предстоятелю Константинополя предоставлено и в пределах других кафедр, где не последовало еще освящения храма, дать ставропигию. И не только это, но и рассматривать и исправлять возникающие при других кафедрах несогласия. Патриарху принадлежит попечение обо всем, относящемся к спасению души, а равно и в отношении к покаянию и обращению от грехов и от ереси он сам и один поставлен распорядителем и правителем»[641].
641