Император Михаил III находился в столице, а на восточной границе продолжалась война. Хотя арабы и разбили греков, византийские отряды постоянно преследовали продвигавшихся к берегу Черного моря сарацин. Однако решающего сражения давать не собирались за явным недостатком сил. Как следствие, мусульмане имели некоторые успехи и даже захватили город Амизос, что располагался на морском побережье[692].
После того как аль-Мутаваккиль погиб в своем дворце, кризис власти в Арабском халифате продолжал развиваться. Преемником жестокого халифа стал его сын и отцеубийца (он вместе с турками организовал убийство родителя) аль-Мунтасир Биллах (861–862). Впрочем, его правление продолжалось совсем недолго. Даже для Аббасида убийство отца не считалось безделицей, а потому печать смертного греха лежала на челе нового халифа, предрекая тому скорую смерть. В течение этого времени его войска в количестве 10 тыс. воинов под командованием полководца Васифа взяли одну небольшую приграничную крепость, но, не развив успеха, вернулись на родину[693].
Но вскоре повелитель правоверных скончался, как говорилось в официальных документах, «от болезни горла». Опасаясь признавать преемником покойного его сына (дабы тот не мстил им за отца), турки, уже практически полностью подчинившие себе политическую элиту Халифата, объявили новым халифом дядю аль Мунтасира аль-Мустаин Биллаха (862–867). Тому, естественно, ничего не оставалось, как во всем опираться на турок, которые, однако, вели себя все более дерзко. Однажды халиф не выдержал и приказал арестовать своего визиря, этнического турка, за своеволие, но соплеменники арестанта подняли настоящее восстание. И хотя вскоре стороны примирились, халиф уехал из Самарры в Багдад. В ответ турецкие гвардейцы освободили из тюрьмы всех арестантов, после чего перешли на сторону аль-Мутазза — брата халифа, стремительно прокладывавшего себе путь на вершину власти. Стоит ли говорить, что участь аль-Мустаина была предрешена? Багдад и его правитель Мухаммад ибн Тахир приняли, конечно, гонимого халифа, и эта акция стала последней реальной попыткой со стороны арабов вернуть себе значение самостоятельной политической величины. Замечательно, что когда 50-тысячное турецкое войско осадило Багдад, Мухаммад ибн Тахир вступил с ними в переговоры. Однако жители едва не растерзали своего правителя, и тот решил защищать город до конца[694].
Но с аль-Мутасимом нельзя было иметь дела: коварный и беспринципный, он затеял тайные переговоры с турками за спиной жителей и Мухаммада ибн Тахира. Едва об этом узнал Тахир, как он тут же отступился от коварного халифа. Аль-Мутасиму ничего не оставалось, как в 867 г. отречься от трона. Впрочем, это не спасло его: наемный убийца закончил его жизнь. Новым повелителем правоверных и... заложником турецких гвардейцев стал аль-Мутазз Биллах Мухаммад ибн Джафар аль-Мутаваккиль (867–870)[695].
Ситуация в Халифате, где восстание вспыхивало одно за другим, а жители Багдада начали сбор средств, дабы самим обеспечить безопасность границ государства, сыграла на руку Византии. Впрочем, военные действия в 862 г. начались по инициативе арабов, потерпевших в битве у Малатьи сокрушительное поражение; их командующий Умар ибн Абдулла ибн аль-Акт погиб на поле битвы. А в 863 г. небезызвестный нам Амр во главе 40-тысячного арабского войска двинулся на Армениак и полностью разграбил фему. Михаил III не решился уже возглавить римское войско и назначил главнокомандующим дядю Петрону, другого брата своей матери. Сам Варда также остался при особе императора, хотя направил на войну своего 10-летнего сына Антигона, которому Михаил III по присущему легкомыслию дал должность начальника отряда царских телохранителей — не самое лучшее место для безусого мальчика.
Получив царскую грамоту с приказом идти на врага, Петрона совсем растерялся и остановился в монастыре близ Эфеса на Святой горе, робея выполнить волю своего василевса — так велик был страх перед сарацинами и... перед Вардой. Дело в том, что до последнего времени только цезарь и Петрона сохраняли влияние на царя. Как свидетельствуют арабские источники, именно Петрона участвовал в подготовке нового договора с арабами, и все его решения без исключения были утверждены царем «на слово» — так Михаил III доверял дяде[696]. Но стратиг понимал, что одна неудача может стоить ему жизни — пример умерщвленного Вардой Феоктиста стоял у него перед глазами.
693
695