Но заговорщики верно рассудили, что долгожданная победа обеспечит царю мощную поддержку армии и народа (греки всегда были чутки к успехам своих правителей), и потому сделали все, чтобы война не была выиграна. Конечно, это была прямая измена Византийскому государству, один из тех редких (пока еще) случаев, когда личные интересы перевесили общенациональные выгоды. Подкупленные заговорщиками разведчики доложили царю, будто арабы, испугавшись римлян, бежали, и потому впереди нет никакого войска, с которым можно было бы сразиться. Огорченный император повернул обратно в столицу. Едва он вернулся в Константинополь, как страшная весть склонила в горе главу царя — 1 мая 797 г. его сын Лев скончался.
Но если византийская армия не снискала успеха, то Арабский халиф Харун ар-Рашид был куда удачливее. Став во главе армии, он перешел границу с главными силами, а его другие полководцы, отвлекая внимание византийских войск, ударили в направлении Анкиры и Эфеса. Контрнаступление фемных полков не смогло остановить этого потока огня и меча, и с тех пор многие годы арабы грабили и выжигали Малую Азию. Некогда процветающие районы обнищали, население в страхе уходило от бед на Запад, вследствие чего резко изменился демографический состав Анатолии[280].
Пожалуй, если что-то и мешало арабам развить свой успех, так это целый ряд спасительных для Византии событий, к которым, как можно без труда предположить, приложила руку и многоопытная греческая дипломатия. Так внезапно хазары вторглись в Армению и тем самым отвлекли на себя значительные силы мусульман. В 791 г. сын бывшего наместника Кайрувана выгнал ставленника халифа и провозгласил себя правителем города. Впрочем, уже в 794 г. он погиб, усмиряя восстание тунисского гарнизона. В 795 г. в Западной Африке среди местных арабов разгорелась междоусобная война, которую с большим трудом удалось потушить лучшему полководцу Халифата Харсаме ибн Аяну. Но в 797 г. правитель округа Заба заявил о своей автономии, и халифу пришлось заключать с ним договор и признавать власть того наследственной. Кроме того, многолетние попытки каким-то образом примирить персов и арабов пока положительных результатов не давали. И в то время, когда границы Византии так заманчиво были открыты, арабы были вынуждены гасить очередное восстание в Персии[281].
После всех неудач и смерти сына Константин VI на время пал духом и просто не замечал, что творится вокруг. В таких условиях шансы заговорщиков на успех резко возросли, и 17 июня 797 г., когда царь возвращался с конских ристаний, на улицу вышли командиры нескольких частей с солдатами, чтобы схватить его. Впрочем, кто-то предупредил императора об опасности, и он успел найти лодку, на которой надеялся переплыть в восточные провинции, где память царей из династии Исавров чтилась чрезвычайно высоко. Пока что он остановился в городе Пилосе, где оказался вне досягаемости столичных полков. Внезапно заговорщикам открылось, что император Константин VI не так уж и беззащитен, как им казалось, — пришли известия о подходе войск восточных фем, оставшихся верными ему.
Это был самый критический момент. Императрица собиралась даже написать сыну письмо, передав его через наиболее уважаемых епископов, что просит пощады и готова совершенно отойти от власти, приняв домашний арест. Но в качестве последнего шанса передала тайным друзьям, находившимся при особе Константина VI, что в случае неудачи выдаст их сыну. Это сыграло решающую роль: когда император молился в храме, сановники схватили его и 15 июля 797 г. доставили арестованного императора в Константинополь.
Затем случилось страшное, преступное перед Богом и людьми событие, до сих пор не имевшее аналогов в истории Римской империи, — по приказу матери заговорщики ослепили императора. «Солнце помрачилось на 17 дней и не давало лучей своих; корабли во мраке плавали наудачу; все говорили и сознавались, что солнце утратило свои лучи за ослепление царя», — писал византийский летописец[282]. Это может показаться преувеличением, но его западный собрат по перу подтвердил это уникальное природное явление[283]. Дальнейшая судьба императора Константина VI покрыта неизвестностью. Говорят, он проживал в полузаточении, под домашним арестом, вдали от столицы, причем его жена неотлучно находилась при нем. Скорее всего, бывший царь умер в 802 г. в возрасте 32 лет.
С этого момента императрица стала единодержавным правителем Римской империи — случай в истории государства невиданный. Замечательно и то, что, став по-настоящему единодержавной царицей, добившись исполнения своей мечты, св. Ирина неожиданно полностью утратила интерес к политике, все более погружаясь в духовную жизнь. Нет, конечно, она соблюдала правила царского этикета и являлась перед народом в пышных одеждах, а на монетах велела писать: «Ирина, великий василевс римлян, автократор» (любопытно, что императрица не склоняла своего титула по родам), но в душе ее царили другие чувства. Она еще в большей степени стала другом монахов, и ее царствие оказалось настоящим «золотым веком» греческого монашества. Так, в частности, только в Студийском монастыре за 5 лет ее правления число монахов увеличилось с 12 иноков до 1 тысячи[284].
284