18
В Кесвике, так же как в Оксфорде, Лондоне, Эдинбурге, Шелли не только продолжал ежедневные занятия, чтение, но и упорно искал возможность выразить все многообразие своих мыслей и чувств в стихах и прозе. Судя по письмам и дневниковым записям, с конца 1811 года до начала 1812 года Шелли был увлечен сразу по крайней мере пятью литературными замыслами.
Во-первых, это была поэма, в которой он хотел изобразить «обычаи, простоту и радости совершенного состояния мира, совершенного, хотя все еще заемного»: это мог быть замысел «Королевы Мэб», «Восстания Ислама» или «Раскованного Прометея». Шелли всегда долго вынашивал идею, прежде чем она облекалась в стихотворные строки. В юношеских письмах Шелли по сути заключены многие его будущие творения.
Другой замысел – сборник ранних стихов. В самом начале января 1812 года книга, по-видимому, была готова к печати. Шелли искал издателя. Он решил, что сборник надо продавать по дорогой цене и использовать выручку на финансирование своих более радикальных сочинений. По мнению самого автора, эти стихи могут быть интересны «только для философски настроенных, мыслящих читателей, которым любопытно проследить состояние и развитие юношеских чувств и мыслей». Выпустить этот томик ему так и не удалось, что, может быть, и к лучшему. В письмах и прозаических произведениях того времени Шелли проявлял большую интеллектуальную остроту и силу, чем в стихах, по которым еще трудно судить о его будущей поэтической гениальности. Шелли жаждал непосредственного, немедленного воздействия на читателей во имя исправления рода человеческого, проза для этого подходила больше, чем стихи, она и была для Шелли пока главным средством самовыражения.
Шелли продолжал начатую еще в Уэльсе в имении Гроувов работу над моральными и метафизическими эссе.
До переезда в Дублин в переписке со Стокдейлом неоднократно возникает вопрос об их издании. Но, как известно, все эссе Шелли, кроме «Защиты поэзии», были опубликованы только посмертно.
Здесь же, в Кесвике, Шелли написал «Обращение к ирландскому народу», в котором доказывал, что эмансипация католиков – шаг вперед на пути ко всеобщей эмансипации, что основным средством каждой политики должна быть доброта. Он убеждал ирландцев, чтобы те сами освободили себя, сделать это они смогут, став терпимыми, справедливыми и гуманными. Шелли отпечатал «Обращение» на грубой бумаге, чтоб расклеивать его потом на стенах Дублина. (Интересно, что восемь лет спустя в драматической поэме «Освобожденный Прометей» последняя мудрость Демогоргона, которую он передает освобожденному человеку, звучит почти так же, как один из отрывков «Обращения»). Этот настой из философии, человеколюбия и мудрых советов был так крепок, что казалось (по крайней мере, самому автору) – одного глотка того зелья достаточно для полного нравственного перерождения.
«Будьте сильны, не опирайтесь на себялюбие и предрассудки, ведь, католики, ваша религия не была без пятен, преступление в прошлые века покрыло ее позором. И вы, протестанты, должны признать, что вашу религию не всегда характеризовала та кротость благожелательности, которую рекомендовал Иисус Христос. Любая религия правильна и истинна, только если она делает человека благодетельным и искренним. Поэтому я самым серьезным образом зову и протестантов, и католиков действовать в духе братства и гармонии, никогда не забывая, что не только католики гнусным образом лишены своих религиозных прав, но и протестанты и определенные слои народа, держащиеся тех или иных убеждений, делят с ними все страшное, раздражающее, нетерпимое, что только содержится в политическом угнетении…
Я заканчиваю словами Лафайета (это имя героя Американской и Французской революций стало дорогим для всех борцов за права человека): “Чтобы полюбить свободу, народу достаточно узнать ее; чтобы быть свободным, ему достаточно этого захотеть”[12]».
Образованные мыслящие англичане воспрянули духом при первых известиях о Французской революции. Они были полны мечтаний о том, что все можно переменить, что перед человечеством раскрываются блистательные перспективы, в общем, приняли эту революцию не столько социально и политически, а скорее как призыв к энергичной, смелой, самостоятельной жизни.