Выбрать главу

Ученые-языковеды в слове «казак», или, полнее, «кай-сак», видят два слова: «кай» – легко и «сак» – вьюк, то есть легковьючный. Те же ученые слово «сак» видят в имени древнейших обитателей Турана (теперешнего Туркестана), саков, народа арийского происхождения; для туранских арийцев название «сак» было таким же нарицательным, как в наше время название «чернокожий», «желтокожий». Это же слово «сак» и с тем же значением – «мешок» или «походный вьюк» – сделалось достоянием большинства народов арийского происхождения, не исключая даже и славян, у которых было в употреблении слово «сак-ва» в значении вьючной сетки. У древнейших арийцев слово «сак» переняли тюрки и образовали из него сложное «кай-сак», то есть, как мы уже говорили, легковьючный. Об этом, в частности, пишет господин Фирсов в альманахе «Новости» в 1893 году.

Таким образом, и понятие, и слово «казак» впервые встречается в Средней Азии, откуда оно, очевидно, перешло и в Европейскую Россию. Перейти же в Россию оно могло только с приходом в нее тюркотатар, на что указывает и то обстоятельство, что до появления тюркотатар на юге Руси ни в одном списке русских летописей не встречается слово «казак».

Впервые это слово делается известным у половцев, опять же народов тюркского происхождения, с XII века. Голубовский в своей книге «Печенеги, торки и половцы» пишет, что на языке половцев «казак» означало «стража, передового, ночного и дневного». В течение XII, XIII и XIV веков известий о казаках ни в каких источниках не имеется. Зато с конца XV века барону Герберштейну, приезжавшему на Русь от немецкого императора Максимилиана к великому князю Василию III, известна была уже целая орда кайсацкая[4]. С этого же времени идут последовательные указания о существовании казаков в разных местах Южной России.

В 1469 году многочисленное татарское войско, составившееся за Волгой из беглецов, разбойников и изгнанников и назвавшееся казаками, по словам польского историка Длугоша, прошло от Волги за Днепр и опустошило Подолию[5]. В 1492 году, при князе Иване III и крымском хане Менгли-Гирее, стали известны ордынские казаки. В 1601 году Иван III жаловался турецкому султану на азовских казаков, от которых сильно страдали наши послы и купцы[6]. Несколько позже этого сын Ивана III, Василий Иванович, требовал от султана, чтобы он запретил азовским и белогородским казакам подавать помощь Литве, воевавшей с Москвой; в то же время, когда русский посол Коробов, бывший в Азове, потребовал себе провожатых для проезда через степи, то ему отвечали, что в провожатые, за отсутствием азовских казаков, ему некого дать[7]. В 1510 году известны были казаки в Белогороде, или Аккермане, Перекопе и Крыму. В Крыму все татары этого времени разделялись на три сословия: углан, или улан[8], князей и казаков; улане принадлежали к верхнему сословию; князья – к среднему, владевшему поземельной собственностью, но зато постоянно воевавшему и от этого получавшему добычу; казаки – к низшему сословию[9]. Крымский хан Менгли-Гирей, заключая договор с русским царем Иваном Васильевичем Грозным, обещал не дозволять воевать «ни уланам, ни князьям, ни казакам»[10]. В этом же 1510 году великий князь литовский Сигизмунд II жаловался крымскому хану на перекопских казаков, нападавших на литовские области. В 1516 году крымский хан Мухаммед-Гирей писал Сигизмунду II, что происшедшее нападение татар на Украину сделано было белогородскими казаками[11]. В 1550 году литовский писатель Михалон Литвин между разными татарскими ордами упоминает и о казацкой орде[12].

В 1561 году перекопский царь писал польскому королю Сигизмунду-Августу о желании 24 белогородских татарских казаков «оказать службу литовскому государю идти на землю московскую»; приложенные при письме перекопского царя имена белогородских казаков все восточного происхождения, каковы: Аглаберды, Аличембей, Акмалла-ага, Бакай-ага, Бассан-али, Джарлы-ага, Чабан-ага и другие[13].

Вслед за известием о татарских казаках находим известие и о южнорусских. По мнению Максимовича, исторически известными становятся на Украине казаки уже с 1471 года, когда Киевское княжество обращено было в воеводство[14]. По известию летописца XVII века Мартина Бельского, в 1489 году, во время преследования татар, ворвавшихся в Подолию, сыном короля Казимира IV, Яном Альбрехтом, впереди литовского войска шли до притока Буга, Саврана, казаки, хорошо знавшие местность Побужья[15]. По указанию Антоновича, именем казаков, в 1491 году, назвались крестьяне в Червонной Руси, восставшие на защиту своих прав[16]. Но документальное свидетельство о существовании украинских казаков в первый раз встречается в 1499 году в уставной грамоте великого князя Литовского Александра о воеводских доходах, данной киевскому войту и мещанам: «Который казаки з верху Днепра и с инших сторон ходят водою на низ, до Черкас и далей, а што там здобудуть, с того со всего воеводе десятое (десятую долю) мають давати; а коли рыбы привозят з верху, або з низу, просолныи(ой) и вялыи(ой) до места киевского, тоди мает осичник воеводин то осмотрети и обмитити (пометить) и мает на город взяти от бочки рыб по шести грошей, а от вялых рыб и свежих десятое (десятую штуку). А коли привезут до места киевского рыбу свежую, осетры, тогды не мают их целиком продавати, оли-ж (но) мусить осинник от каждого осетра по хребтине взяти, а любо (либо) от десяти осетров десятого осетра»[17]. В 1503 году, по свидетельству Архива Юго-Западной России, становятся известными черкасские казаки и казаки князя Дмитрия[18]. Те и другие составляли уже иррегулярное войско в Литве; они организованы были по мысли правительства для защиты границ Литвы от набегов татар и состояли в ведении так называемых старост, то есть управителей областей, городов и замков государства[19]. Такие казаки набирались самими старостами и нередко прозывались именами или фамилиями самих же старост: казаки князя Дмитрия, казаки князя Ружинского, казаки Мировицкого[20]. В это же время становятся известными особые роты, или военные отряды в казачьем быту: так, под 1503 годом польский хронист Пясецкий упоминает о Щуровой казачьей роте в городе Черкассах[21]. В 1508 году одна часть казаков, под начальством брацлавского и виленского старосты, князя Константина Ивановича Острожского, разгромила наголову загон татар, грабивших пограничные области Литовской Руси; другая часть казаков, под начальством «славного казака Полюса-русака», разбила другой загон татар[22]. В 1512 году казаки, вместе с поляками и украинскими насельниками, участвовали в погоне за татарской ордой, ворвавшейся в южные пределы Литовского великого княжества. Начальниками над казаками и поляками были князь Константин Иванович Острожский и каменецкий староста Предслав Ландскоронский.

вернуться

4

Герберштейн. Записки о Московии. СПб., 1866, 339.

вернуться

5

Мельник. Мемуары Южной Руси. Киев, 1890, I, 68; примет. 2-е.

вернуться

6

Соловьев. История России, М., 1865, V, 117.

вернуться

7

Архив мин. ин. дел, дела турец., № 1, 63, 160, 244.

вернуться

8

У г л а и е – многочисленные потомки царей от равных жен.

вернуться

9

Хартахай. Истории, судьба крым. татар // Вест. Евр., 1866, VI.

вернуться

10

Зубрицкий. Критико-историческая повесть о Червонной Руси. М., 1845, 388.

вернуться

11

Szajnocha. Dwa lata dziejow naszych, I, 41.

вернуться

12

Мельник. Мемуары Южной Руси, 6.

вернуться

13

Акты Южной и Западной России, II, 157.

вернуться

14

Максимович. Собрание сочинений. Киев, 1876, I, 310.

вернуться

15

Kronika Marcina Bielskiego, Sanok, 1856, II, 882.

вернуться

16

Антонович. Лекции по истории мал. казачества. Киев, 1882.

вернуться

17

Акты Западной России, том I, № 170, II, № 1.

вернуться

18

Архив Юго-Западной России. Киев, 1863, т. I, ч. Ill, № 1.

вернуться

19

Земельная собственность Польши разделялась на два вида: имения наследственные и имения, отдаваемые во временное владение; в числе последних были староства; староства раздавались королями, в виде награды, равным сановным лицам, которые оттого назывались старостами (Карнович. Замечательные богатства в России. СПб., 1885, 257).

вернуться

20

Акты Южной и Западной России, I, 219.

вернуться

21

Piasecki. Kronika, Krakow, 1870, 52.

вернуться

22

Kronika Marcina Bielskiego, II, 950