Но Г. М. Розов упорно продолжал занятия языками. С 1835 г. он основное внимание уделяет маньчжурскому языку, причем ему посчастливилось стать учеником наиболее образованного из всех прикрепленных к миссии учителей — маньчжура Сэ, служившего одновременно переводчиком и чиновником комиссии сочинений государственной истории. Розов быстро совершенствовался в знании маньчжурского и вместе с Сэ начал подбирать себе для перевода какое-либо крупное сочинение по истории маньчжуров. Одновременно он начал составлять маньчжурско-русский словарь и готовить грамматику маньчжурского языка. В области маньчжуроведения он шел тем же путем, что и Н. Я. Бичурин в синологии.
Не только климат и неустроенность быта отрицательно действовали на здоровье миссионеров. Изнуряли их и многочисленные занятия (порой по 12-14 часов в день). В апреле 1835 г. Сенат ходатайствовал перед цинским правительством об изменении условий Кяхтинского (1727) договора, касающихся пребывания в Пекине членов духовной миссии. В "листе", направленном в Лифаньюань, подчеркивалось, что десятилетний срок пребывания в Пекине членов миссии, определенной трактатом, является для многих членов миссии весьма трудно переносимым. В связи с этим высказывалась просьба о разрешении производить смену хотя бы части членов миссии через 5 лет, когда для миссии направлялся караван с серебром. Рассмотрев это послание, чиновники Лифаныоаня сочли, что целесообразнее производить отсылку больных членов миссии и учеников по мере необходимости, а не раз в 5 лет. Это их предложение и было утверждено императором[26].
В 1836 г. по болезни покинул миссию и отправился на родину еще один студент — Кованько. Розов же продолжал трудиться как одержимый, не щадя собственного здоровья. Предметом его занятий, наряду со словарем и грамматикой, был перевод с маньчжурского истории династии Айсинь Гурунь (кит. Цзинь), создавшей в 1115 г. "Золотую империю", разгромленную затем в 1234 г. монголами-чингисидами. Выбор этого сочинения для перевода на русский, с одной стороны, вероятно, был подсказан преподавателем историографии Сэ, а с другой — навеян методикой Бичурина, стремившегося осветить для русского и европейского читателя основные моменты истории Китая и его соседей. Перевод производился с маньчжурского, но для контроля и правильности понимания трудных мест служили и имевшиеся в личной библиотеке Розова два издания "Цзинь ши" на китайском языке: одно состояло из 10 бэней (томиков) в двух тао (съемных переплетах), а другое — из 18 бэней в двух тао и содержало обширные комментарии к наиболее трудным частям текста[27].
Занятия Розова поощрялись руководством миссии — ведь успешность ее деятельности определялась и научными достижениями ее членов. Точно по прошествии трех лет после присвоения низшего чина, 4 сентября 1836 г. совет миссии произвел его в губернские секретари — чин 12 класса по тогдашней табели о рангах. Исключительная целеустремленность и упорство, свойственные Розову, позволили ему добиться успехов, каких не достиг ни один из его коллег по миссии.
Тем временем миссионеры начали готовиться к возвращению домой. В "листе" от 22 октября 1838 г. Сенат известил Лифаньюань о намерении русского правительства произвести смену состава духовной миссии во главе с Вениамином. Выезд из Кяхты нового состава миссии намечался на начало августа 1839 г. Император Сюань-цзун (Даогуан) в мае 1839 г. разрешил произвести замену, а Лифаньюань обещал выслать в Кяхту чиновника для препровождения новой миссии в Пекин и отпуска старого состава миссии[28]. Переписка по этому поводу между Сенатом и Лнфаныоанем была известна миссионерам. Но как ни велико было их нетерпение, они были бессильны ускорить ход событий. Совет миссии 4 сентября 1839 г. произвел Г. М. Розова в коллежские секретари — 10-й гражданский чин.
Новый состав миссии прибыл в Кяхту лишь в конце мая 1840 г. Последние дни пребывания в Пекине были омрачены для миссионеров смертью сверстника Розова и его напарника по занятиям китайским языком Ф. Киселевского. Врач миссии П.Е. Кириллов, пользовавшийся славой отличного медика не только в миссии, но и во всей китайской столице, не смог спасти этого своего пациента, скончавшегося 1 июня 1840 г. Из девяти прибывших с Розовым товарищей в обратный путь отправлялось лишь шестеро.
Кяхта радушно встретила возвращавшихся на родину пекинских "сидельцев". И для них все было радостно — и русские люди вокруг, и русская речь, и гостеприимное хлебосольство. Григорий Михайлович особенно сблизился с семейством служившего при Кяхтинской таможне надворного советника Александра Михайлова. Дочь Михайлова — Христина — тронула его сердце заботливой ласковостью, живым умом, чистосердечностью. Да и ее заинтересовали не только рассказы Григория Михайловича о том, как живут китайцы не в соседнем Маймайчэне, а там, в своей далекой и загадочной стране, но и подмеченная ею какая-то скрытая внутренняя сила этого скромного и образованного человека. Расставание их было грустным, но миссию уже ждали в Петербурге.
Через Сибирь, как и в первый раз, проехали зимним путем и к весне 1842 г. добрались до столицы. Руководство миссии дало Розову наилучшую аттестацию, и он был "на основании доклада г-на вице-канцлера, удостоенного высочайшего утверждения, во 2-ой день мая 1842 года оставлен при Азиатском департаменте в качестве переводчика с маньчжурского языка"[29]. В тот же день последовал и другой указ, гласивший, что "по засвидетельствованию начальства об отличном усердии и трудах его во время десятилетнего пребывания в Пекине" Г. М. Розову предоставлен "пожизненный пенсион по пятисот рублей серебра в год и следующий чин титулярного советника". Его научные успехи в миссии, упорный и целеустремленный труд были отмечены орденом Станислава 3-й степени.
Скромный семинарист, прилежный студент при миссии превратился в государственного чиновника. Он уже не принадлежал ни себе, ни науке, к которой стремился. Каждый шаг его отныне отмечался в формулярных списках.
Когда в январе 1844 г. Григорий Михайлович решил жениться, он подал в Азиатский департамент рапорт: "Желая вступить в первый законный брак с дочерью служащего при Кяхтинской таможне надворного советника Михайлова, девицею Христиною Александровою, с общего согласия на оный как самой девицы, так и ее родителей, — покорнейше прошу Азиатский департамент дозволить мне сей брак и снабдить меня свидетельством"[30]. По счастью, начальство благосклонно отнеслось к этой женитьбе.
28
ЦГА КНР, АМПД, ф. Документы на русском языке по истории китайско-русских отношений (Ло), д. 18, с. 00023-00029.