«Никто не имел мужества быть тем, чем ему быть надлежало, – характеризует эти годы Муссолини. – Буржуа принял социалистоидный облик, а социалист оказывался обуржуазенным до мозга костей. Вся атмосфера состояла из полутонов – mezze tinte». Особенно приметно ложились эти сумеречные блики на лик официальной государственности…
Между тем, рабочая революция наступает безостановочно. В феврале 1919 года металлургические предприятия принуждены заключить с главной конфедерацией металлургов коллективный договор, на основании которого устанавливается восьмичасовой рабочий день и признается за рабочими ряд прав и выгод. Исполнение договора обеспечивалось фактическим рабочим контролем. Но уже вскоре после этого компромисса вспыхнула забастовка 300 000 рабочих, выдвинувших новые требования. Предприниматели, в значительной степени под давлением Нитти, пошли на новые уступки. Конечно, они надеялись – и не без основания – переложить на плечи государства тяготы, обусловленные этими уступками: война их избаловала[4]. Но революция не останавливалась в своих домогательствах: напротив, каждая победа вдохновляла ее на дальнейшую борьбу. Наиболее крайние, наименее осмысленные притязания рабочих поощрялись ее идеологами: им нужно было доконать буржуазию окончательно и всерьез.
Наряду с рабочими волнениями под флагом защиты экономических интересов трудящихся, происходят и открытые политические выступления пролетариата. 18 февраля – спустя четыре месяца после перемирия – на улицах Милана шумит десятитысячная демонстрация ярко большевистского стиля. В апреле разражается забастовка протеста против запрещения манифестации в честь Ленина. Особенно бурно протекает она в Милане. Весь май полон стачек. В июле чествуют память К. Либкнехта и Розы Люксембург, причем Турин отмечает скорбь общей забастовкой. Там и здесь – осложнения, схватки, кровь. Возникновение фашистской организации, сначала скромной и немногочисленной, относится к этому же времени: 23 марта в Милане состоялось первое ее собрание.
Осенью, в атмосфере разгорающейся анархии, начинается предвыборная компания к выборам в новую палату. В эти же дни, в начале сентября, пресловутые «ардити» Габриэля д’Аннунцио захватывают Фиуме. 17 сентября депутат-социалист Модильяни под шумные аплодисменты левой произносит парламентскую речь с провозглашением итальянской республики. Улицы городов пестрят манифестациями под ярко большевистскими лозунгами. На конгрессе Federazione dei Lavoratori della Terra, представляющем до полумиллиона членов, раздаются недвусмысленные предложения насчет обобществления средств производства.
Правительство мечется между враждующими станами, стремясь удержать равновесие. Нитти выступает против д’Аннуцио с горячей речью 13 сентября в палате: «Кто возбуждает умы, – говорит он, – тот предает интересы родины. Италии необходимо создать за границей впечатление, что она заслуживает доверие, столь ей необходимое. Политика авантюр приведет нас к анархии и нищете. Рабочие и крестьяне должны парализовать всякую опасную авантюру. Они должны нам показать пример самоотречения и долга». Но в это время «рабочие и крестьяне» были меньше всего с правительством. Пугая д’Аннунцио революционной демократией, а последнюю – «угрозой реакции», ища поддержки рабочих, но вместе с тем опираясь на банки и развращенную войной промышленную буржуазию, Нитти терял повсюду опору и престиж. Государство переживало кризис. Острее всего это сказывалось в кризисе правительства. До чего оно было запугано, ясно хотя бы из такого анекдотического факта: отправляясь на конференцию в Сан-Ремо, не одобряемую итальянскими рабочими, премьер побоялся ехать по железной дороге и тайком пробрался туда на миноносце.
Выборы 16 ноября 1919 года происходили по новому избирательному закону, проведенному Нитти. От прежнего он отличался большею демократичностью и применением пропорциональной системы. Если в выборах до закона 1912 года принимало участие менее трех с половиною миллионов человек (т. е. 8,5 % населения), если в 1913 к избирательным урнам явилось до восьми с половиною миллионов (21,5 % населения), то в 1919 г. общее число избирателей поднялось до 11.115.441 (29,3 %). Не без основания утверждали, что политически новый закон означал собою самоубийство старой либеральной олигархии. Что касается пропорциональной системы, то она умеряла политико-исторические контрасты Италии: не будь ее, представительство Севера было бы в 1919 году сплошь социалистическим, а Юг не имел бы вовсе депутатов-социалистов.
4
Война резко отразилась на подъеме металлургической промышленности в Италии; к 1918 году число занятых в ней рабочих дошло до полмиллиона. Вместе с тем война принесла предпринимателям крутое повышение прибыли: до войны дивиденд всегда держался ниже 4 %; в 1917 г. он достигал уже 7,5 %, а в 1919 г., в некоторых предприятиях, поднялся до 10 % (Michels, цит. соч. с. 204–205). При таких условиях, рабочие могли достаточно обоснованно настаивать на своих требованиях.