Люди всем своим существом ощущали различие между прошлым, которое было преодолено и не могло вернуться, и настоящим, которому предстоит развиваться, ощущали дыхание нового мира. «Умы проснулись! Жизнь стала наслаждением!» — восторженно восклицал один из самых смелых борцов против обветшалых церковных и общественных устоев, немецкий гуманист Ульрих фон Гуттен. В Италии это ощущение господствовало уже в XV в. Джорджо Вазари в книге «Жизнь наиболее знаменитых живописцев, скульпторов и архитекторов» (1550 г.) впервые нашел формулу, определявшую резкую грань между старым и новым. Именно он ввел в оборот слово la rinascita, в том смысле, в каком оно в своей французской форме, la renaissance, определяет первичный период истории новой культуры.
Но уже гораздо раньше деятельность прогрессивных представителей Возрождения была устремлена на обоснование права человека быть человеком, все понимать, на все дерзать. Прежде, чем искать новые формы, люди старались использовать формы уже существовавшие, найденные когда-то, в эпоху таких же плодотворных порывов. Античный мир раскрывал перед человечеством свои идейные сокровища.
В Италии обращение к древности было особенно естественным. Страна была богата памятниками старины, преданиями о былом величии, о господстве далеких предков над всем миром. Древний мир был живой легендой, ибо воскрешение форм античной культуры казалось не орудием социальной борьбы, чем в действительности оно было прежде всего, а восстановлением минувшей славы.
Люди, посвятившие себя изучению античной литературы и философии, называли свою деятельность гуманизмом, от латинского термина humanus — человеческий. Этим утверждалось, что содержание новой культуры — ценности человеческие, земные, и что она противостоит старой, феодальной культуре, основанной на потусторонних божеских (divina) идеалах.
Родоначальниками гуманизма в Италии были в XIV в. Петрарка, Боккаччо и их современники. А в XV в. гуманистические позиции занимали многие выдающиеся ученые. Сокровища мысли и творчества античного мира впервые стали известны широким кругам европейского общества. Это была первая успешная пропаганда в Европе того, что будут уже твердо называть гуманизмом. Его служители, гуманисты, стали новой общественной группой, появление которой с необходимостью вызывалось жизнью. Это было явлением еще невиданным. Такого светского ученого, светского проповедника, светского учителя средние века не знали. Он явился вместе с новой культурой. Это те люди, о которых говорит Энгельс: «...что особенно характерно для них, так это то, что они почти все живут в самой гуще интересов своего времени, принимают живое участие в практической борьбе, становятся на сторону той или иной партии и борются кто словом и пером, кто мечом, а кто и тем и другим вместе. Отсюда та полнота и сила характера, которые делают их цельными людьми»[10]. Это — люди, явившиеся провозвестниками новой буржуазной идеологии, до XVI в. носившей в себе все признаки служения передовым устремлениям человечества.
Гуманисты внушали имущим и командующим, а через них и всему обществу, идею важности и великого значения умственного труда. Власть имущие непрерывно получали случай и возможность испытать и моральную силу, и практическую мощь главного орудия гуманистической интеллигенции — литературы, одинаково умевшей заклеймить и превознести, сразить инвективою и пропеть осанну. Тем более, что на вооружении гуманистической идеологии явилось книгопечатание, во много раз усилившее действенность гуманистического слова.
Демократическое содержание гуманистической идеологии выступало тем отчетливее и ярче, чем крупнее и талантливее были фигуры ее провозвестников. И Данте, и Петрарка, и Боккаччо были великие художники. А такая прямая критика современных порядков, которая складывалась в целые серии гуманистических формул, как в «Государстве солнца» Томмазо Кампанеллы, может получить подлинное объяснение лишь в связи с вспышками классовой борьбы народных масс.