— Братец милый, позволь мне разделаться с этим мерзким сбиром, я ему покажу.
Юноша несколько раз пытался заставить сестру не вмешиваться в драку, больше уговаривая ее, чем сражаясь с врагом. Но она никак не соглашалась и, наоборот, дошла до того, что, как тигрица бросившись на сбира с тыла, ранила его в голову. Юноша, увидев, что враг ранен, немедленно скрылся и хотел, чтобы и сестра сделала так же; однако все было напрасно. Она нанесла сбиру столько ран, что убила его. Происходящее показалось прибежавшим на шум чем-то диковинным, и, видя все собственными глазами, они решили, что это им приснилось. Тем временем подоспел один из служителей полицейской стражи. Увидев сбира мертвым, а брата и сестру с оружием в руках, он велел схватить юношу и отвести его в суд. Но девушка, разгорячившись в схватке, как раскаленный уголь, видя, что брата ведут в тюрьму, предстала перед стражником и смело сказала ему так:
— Синьор, поскольку я вот этой шпагой убила предателя, который хотел убить моего брата, то никто не заслуживает наказания, кроме меня одной. Однако я не думаю, чтобы мы заслужили его лишь за то, что защищались.
Стражник не мог себе даже представить, чтобы девушка была способна совершить такое убийство, и, не разбирая дела, так как взятый юноша ничего не говорил, отвел его в суд. Этот случай был рассказан весьма любезному и достойному Алессандро Бентиволья, который, узнав обо всем подробно, велел спрятать девушку, которую звали Бьянка, в безопасное место, чтобы она не попала в руки правосудия. Капитан полиции хотел было затеять процесс против Джованни Антонио, но синьор Алессандро взялся защищать его, имея веские доводы. Он велел допросить множество свидетелей, которые подтвердили, что юноша в смерти сбира неповинен, более того — было доказано, что он всеми силами старался убедить сестру не вмешиваться в схватку. Юноша был освобожден и вышел из тюрьмы. Затем синьор Алессандро взялся за спасение девушки; дело шло весьма благополучно, и удалось доказать, что все было предпринято ею в целях самозащиты, так что и она осталась на свободе.
Что скажете вы теперь, прелестнейшие дамы? Не кажется ли вам, что эта девушка достойна всяческой похвалы? Поистине, если бы какой-нибудь мужчина в возрасте этой девушки сделал что-либо подобное, чтобы помочь своему другу, знакомому или родичу, все люди прославляли бы его и превозносили бы до небес. А найдется ли кто-нибудь, кто не будет восхвалять эту девушку, да к тому же еще — низкого происхождения? Если вообще добродетельным поступкам надлежит воздавать хвалу, она, разумеется, достойна того, чтобы все ее славили и превозносили. Она обнаружила душу мужественную и высокую и проявила больше доблести, чем от нее можно было ожидать. Прежде всего она защищала своего брата от рук врага и храбро того убила; потом добровольно, ибо это зависело только от нее, хотела отдать себя в руки правосудия, чтобы спасти брата; все это поступки, достойные вечной памяти.
Часть третья, новелла XXXI
Некий миланский юноша, влюбленный в венецианскую куртизанку, принимает яд, видя, что любовь его не встречает взаимности
Венеция, милейшая синьора, как знает каждый, кому довелось прожить там хотя бы недолгое время, удивительный по своему местоположению город, выросший на морских лагунах, которому необыкновенную красоту придают богатые и роскошные дворцы. К тому же, по моему мнению, это город очень свободных нравов, где каждый, кто бы он ни был, может появиться на улицах один или в компании, как ему больше нравится, и никто не осудит и не будет брюзжать на него, как это бывает здесь[213]; у нас ведь, если дворянин не ведет за собою целую свору слуг, говорят, что он скаред, а если за ним тянется хвост, то шепчутся, что он расточитель и в две недели хочет промотать свое состояние. Однако Венеция известна еще тем, что там очень много гулящих женщин, и венецианцы, как и в Риме и в других местах, называют их по-благородному куртизанками. Я слышал, что там существует обычай, которого нет в другом месте, и он таков: там бывают куртизанки, имеющие по шесть-семь любовников из числа венецианской знати, и каждому из них принадлежит один вечер в неделю, когда он может прийти поужинать и поразвлечься со своей дамой. День же принадлежит ей, и она может предоставить его к услугам всякого, кто захочет, чтобы мельница не стояла попусту и не ржавела от безделья. А если порой случается, что какой-нибудь чужеземец с полной мошной хочет провести ночь с куртизанкой, она его охотно принимает, но предупреждает того, кому эта ночь принадлежала, чтобы он приходил днем, ибо ночь она уже отдала другому. И эти так называемые любовники, платя им помесячно, соглашаются на то, чтобы их дама принимала ночью чужеземцев.