Вступительная статья, написанная Плетневым для однотомника басен, вышедшего в том же 1847 году, гораздо короче, но строится на тех же концептах: Крылов – гениальный русский самоучка, природным талантом «победивший все затруднения»; человек, который после бурной молодости вел самую тихую и скромную жизнь, не помышляя о славе, но ценимый всеми современниками и, что было «самой утешительной наградой», «высокими особами императорского дома»; неопрятный, ленивый, однако не жалевший сил, чтобы тщательно отделывать свои тексты; писатель, который «мыслил и действовал самобытно» и в итоге стал тем, чьими наставлениями «поучаются люди всех сословий, всех возрастов <…> ученики и наставники, люди на первых местах в государстве и не выходящие из семейного круга»[5].
То, что плетневские тексты надолго стали библией крылововедения, имело вполне прозаическую причину. Без малого тридцать лет права на издание Крылова принадлежали Юлию Юнгмейстеру и Эдуарду Веймару – тем самым, которые в 1847 году выпустили первое полное собрание его сочинений и первое посмертное собрание басен со вступительными статьями Плетнева. За эти годы оба биографических очерка, многократно переизданные[6], едва ли не срослись с крыловскими текстами, сами став каноническими. Их влияние на несколько поколений читателей и исследователей можно сравнить с процессом импринтинга, то есть запечатления некоторых представлений, принимаемых как данность и в дальнейшем не подлежащих критическому осмыслению.
Официозность культа Крылова ясно ощущалась современниками. Естественной реакцией на него стало появление гротескно-пародийных «баснописцев» Козьмы Пруткова[7] и капитана Лебядкина.
Обновления взгляда можно было бы ожидать от полного собрания сочинений Крылова, над которым работал В. Ф. Кеневич – первый настоящий исследователь его жизни и текстов. В той же степени, в какой Плетнев был «человеком Уварова», Кеневича можно назвать «человеком Ростовцева». С 1852 года он преподавал в военно-учебных заведениях, подведомственных Я. И. Ростовцеву, и как педагог был проводником тех образовательных идей, которые, по мнению современников, сделали генерал-майора Ростовцева своего рода альтернативным министром народного просвещения, действовавшим одновременно с Уваровым. Ростовцев был не только другом и душеприказчиком Крылова, но и безусловным почитателем его текстов и личности. При нем изучение басен Крылова стало одним из столпов образования и воспитания кадет[8]. Без сомнения, именно он познакомил молодого историка литературы со своим подчиненным К. С. Савельевым, зятем и наследником Крылова, владельцем его архива.
Кеневич начал работу с рукописями баснописца, видимо, в 1850‑х годах, и уже в 1868‑м, когда праздновалось столетие, выпустил примечания ко всему корпусу басен – первый в истории русской литературы монографический комментарий, снабженный и текстологическими справками[9]. Он же в 1871 году напечатал «шутотрагедию» «Подщипа» («Трумф»), до того широко известную в списках[10].
Проживи Кеневич дольше, ему, скорее всего, удалось бы выпустить в свет то собрание сочинений Крылова, над которым он работал в 1870‑е годы[11]. Если судить по «Библиографическим и историческим примечаниям к басням…», оно должно было основываться на научных принципах и ставило бы в отношении биографии поэта и его текстов те вопросы, от которых Плетнев был очень далек. Однако смерть прервала эту работу[12], и даже «Примечания…» Кеневича после 1878 года не переиздавались, хотя все последующие исследователи опирались на них как на классический труд.
Таким образом, во второй половине XIX века плетневский нарратив господствовал, новых текстов после издания «Трумфа» долго не выявлялось, и стало казаться, что о Крылове не только все уже известно, но и все сказано.
Одновременно происходило активнейшее внедрение его басен в педагогическую практику. Министерство народного просвещения тысячами закупало эти книги для своих нужд, школьные хрестоматии доносили крыловские тексты буквально до каждого ребенка, посещающего хоть какое-то учебное заведение. Именно с тех пор берет начало представление о «дедушке Крылове» как о преимущественно детском писателе и некоем специальном детском моралисте, знакомство с текстами которого является необходимым элементом воспитательного процесса. Такая дидактическая инструментализация, разумеется, тоже не способствовала поддержанию серьезного научного интереса к Крылову.
5
6
Во второй раз полное собрание сочинений Крылова было выпущено в 1859 году. Для него Плетнев дополнил свой очерк рассказом о сооружении памятника в Летнем саду. Что касается однотомника басен, то это было одно самых ходовых изданий Юнгмейстера – Веймара. В последний раз он вышел под их маркой в 1873 году (13‑е издание). Очевидно, после этого права были перепроданы. В 1875–1879 годах полное собрание басен издавалось А. М. Котоминым под редакцией В. Ф. Кеневича, а затем вплоть до 1894 года, когда закончился срок действия авторского права, П. А. Егоровым. Чаще всего в этих изданиях воспроизводилась вступительная статья Плетнева.
7
Насколько нам известно, специальных работ о связях басен Козьмы Пруткова с крыловскими не существует. Замечательно, однако, что появлению самой этой литературной фигуры предшествовали три басни – «Незабудки и запятки», «Кондуктор и Тарантул», «Цапля и беговые дрожки», – появившиеся в ноябрьской книжке «Современника» за 1851 год. Написавший их Александр Жемчужников (вторую и третью – в соавторстве с братом Алексеем) позднее в биографии Пруткова подчеркивал, что, склонившись «заняться сочинением басен», он «тотчас же возревновал славе И. А. Крылова, тем более что И. А. Крылов тоже состоял в государственной службе и тоже был кавалером ордена св. Станислава 1‑й степени» (
8
О личном влиянии Ростовцева на преподавание литературы учащимся его ведомства см.:
9
11
См. письмо академика Я. К. Грота к Савельеву от 16 сентября 1875 года с упоминанием о «предпринятом ныне, под редакциею В. Ф. Кеневича, издании полного собрания сочинений Крылова», которое «обратило на себя сочувственное внимание императорской Академии наук», и просьбой предоставить в распоряжение Академии «драгоценную коллекцию рукописей знаменитого баснописца» (ОР РНБ. Ф. 227. № 78. Л. 1–1 об.). Савельев отозвался на это предложение и в 1876 году безвозмездно передал Академии крыловские бумаги через посредство Кеневича, который, сделав «точнейшую опись всех листов», доставил их хранителю отдела рукописей Библиотеки Академии наук А. А. Кунику (ОР РНБ. Ф. 1000. № 1093. Л. 1; письмо Кеневича к Савельеву от конца ноября – начала декабря 1876 года). В настоящее время эти бумаги Крылова находятся в Рукописном отделе ИРЛИ (Пушкинский Дом), фонд 142.