— Я сказал: «Иди сюда!» — повторил Люк, глядя на него в упор, и зрачки его превратились в две агатовые точки. — Или тебя приведут.
Баггси Вейс не мог не заметить, что «люгер» в его руке стал как-то неприятно подрагивать:
— На твоем месте я бы еще подумал! Того и гляди, произойдет какой-нибудь несчастный случай.
— Вы… Вы же не подеретесь? — простонала перепуганная миссис Пламкетт. — Не станете топтать могилу?
— Заткнись! — грубо бросил Люк. — Вали отсюда!
Он оттолкнул Аделию, но тут у него за спиной раздался голос. Тоненький и кисленький, как леденец.
— Что это там в яме? Жмурик?
У всех дыхание перехватило.
— Черт! — выругался Люк Адама.
— Всемогущий Господь! — проговорил преподобный Мак Ивор.
Девочка в байковой ночнушке в бело-голубую полоску, с собранными в хвост роскошными рыжими волосами, синими глазами и перемазанным в шоколаде ртом с любопытством и неодобрением смотрела на все происходящее.
— Кого это вы хороните? — все тем же светским тоном поинтересовалась она. — Мистера Росса? — Она пристально взглянула на миссис Пламкетт, потом на преподобного Мак Ивора. Сделала быстрый реверанс. — Я — Памела Вейль, похищенная девочка. Вы из этой шайки? И преподобный отец тоже?.. Никогда бы не подумала.
— Вот стерва! — взорвался Люк Адама. — Как это ты удрала?
— Через балкон, потом спустилась по водосточной трубе, — высокомерно пояснила Памела. — А впредь попрошу вас выбирать выражения и не обращаться ко мне на «ты».
Люк Адама бледнел на глазах.
— Я запретил миссис Шварц оставлять тебя одну!
— В таком случае, незачем было задавать ей такую трепку, — вполне логично возразила Памела.
Преподобный Мак Ивор и миссис Пламкетт сокрушенно переглянулись. Никогда они еще не чувствовали себя до такой степени единодушными.
— Погодите минутку, дитя мое! — вмешался преподобный. — Маленькая девочка из такой семьи, как ваша, обязана изгнать из своего словаря какие бы то ни было грубые выражения. Она должна говорить не «жмурик», а «усопший». В крайнем случае — «покойник». Она не скажет «задавать трепку», а назовет это «телесным наказанием». Разумеется, вы сейчас оказались в исключительной ситуации. И тем не менее, если бы сейчас ваш отец вас услышал…
— А вы, преподобный, вообще придержите язык! — злобно оборвал его Люк Адама. — С вами разберутся потом!.. Мисс Вейль, подойдите, пожалуйста, ко мне!
— Счас! — ответила Памела. — Вы меня что, за полную кретинку держите? Я хотела сказать, за совершенную дуру?
Смутившись, она повернулась к священнику:
— Извините, ваше преподобие! Каждой среде присущи собственные выражения. Элита должна постараться, чтобы плебеи ее понимали.
— Che graziosa bambina! — вздохнул совершенно очарованный Питер Панто. — E che viva intelligenza[9].
— Очаровательная! — подхватил профессор Шварц.
Люк Адама во второй раз за последние пять минут почувствовал, что его авторитет пошатнулся.
— Стерва проклятая! — повторил он и рванулся к паршивке.
Но Памела уже повернулась и пустилась бежать со всех ног в глубину парка. Ее рыжий хвост плясал, словно язык пламени.
Между ней и Люком Адама выросли двести тридцать фунтов мяса и костей.
— Не тронь девчонку! — сказал Баггси Вейс, и на этот раз «люгер» в его руке не дрожал. — Выйдет паршиво… для тебя!
Памела пушистым семечком чертополоха летела над тропинками и цветниками.
— Чертов осел, да не сделаю я ей ничего! — заорал Люк Адама. (Он шел на уступки, спасая главное, а счеты можно было свести и потом.) — Хотя бы поймайте ее, не то плакали наши сто тысяч фунтов!
Баггси так далеко не заглядывал. Стоит только девочке выбежать на дорогу, а там ее подхватит первый попавшийся Эммотт, и больше он никогда ее не увидит…
Профессор Шварц и Питер Панто все это давно сообразили. Казалось, они соревнуются в беге на сто метров в этом огромном заброшенном парке, плавно заходят на поворот…
Из сарайчика вышел Джой Адонис в рубашке с засученными рукавами и топором в руке. С тех пор как они обосновались в «Сладостном отдыхе», он только и делал, что рубил дрова.
— Девчонка, девчонка! — крикнул ему Баггси Вейс. — Вон там!.. Она сбежала…
Джой Адонис соображал так же быстро, как профессор Шварц и Питер Панто.
Предоставив им бежать направо, к ландам, он свернул налево, к воротам.
— Прискорбные нравы! — Преподобный Мак Ивор со вздохом закрыл Библию. — Думаю, я могу уйти…
— Вы правы, — согласилась миссис Пламкетт. — Разумеется, я как никто сожалею обо всем этом! — смущенно прибавила она.